Мария Сакрытина: Никаких принцесс [СИ]

Ладно, ни о чём таком я не думаю. Мне просто никогда, наверное, не было так плохо. Это такое жгучее чувство несправедливости, когда тебе нужна помощь, очень нужна помощь, а никто, даже близкие, не торопятся её оказывать! Ещё и убеждают тебя, что это ты сошла с ума, а не весь остальной мир.

Да, даже когда я поняла, что лягушка в зеркале — это навсегда, мне не было так плохо…

Вечером папа находит меня навзничь на полу посреди прихожей. Очень удивляется, пытается понять, что случилось, и почему я вернулась так рано, но добивается только сдавленных всхлипов — я от них уже задыхаюсь.

И сходу вызывает скорую.

Врач, симпатичный парень лет двадцати на вид, осматривает меня и машет рукой — всё, дескать, нормально. Да где ж нормально, восклицает папа, когда она никак в себя прийти не может! А ну-ка сделайте с ней что-нибудь, чтобы была как раньше!

Папа у меня на руководящей работе хорошо приказы раздавать научился, так что звучит очень внушительно. Только на молоденького доктора не действует.

Не, мы её забирать никуда не будем, говорит он папе, потому как она у вас здоровая. Папа готовится приказ повторить, а то вдруг с первого раза не поняли (к слову, первый раз его приказы обычно не понимаю только я, зато часто). Но врач тем временем тянется к своему саквояжу (серьёзно, настоящий саквояж, стильный такой — я-то наивно думала, что врачи ходят со специальными белыми чемоданчиками с красными крестами на боку), достаёт оттуда что-то (я не вижу, что) и тем временем объясняет папе, мол, не бойтесь, девочка просто переволновалась. У неё, может, первая любовь? Ну так, радуйтесь, папаша, что не последняя, а то (вспоминает милый болтливый дядя-доктор), на прошлой неделе в соседнем подъезде вот такая же себе вены вскрыла. Очень грамотно, по всем правилам, наверняка в Интернете прочитала (а всё потому, что Интернет — зло). Так вот, хорошо, что вовремя успели. Выжила. А месяц назад парень один в петлю лез. Хорошо, вовремя сняли…

Бледный, до синевы папа командным голосом перебивает его болтовню и напоминает, что работа не волк, а его дочь по-прежнему не в себе. Так не пора ли хоть что-нибудь, наконец, сделать?

В итоге я получаю профилактический укол с успокоительным и витаминами. Так врач говорит. А потом, подмигнув мне, добавляет, что если я уже свободная, то он тоже не женат, так, может…

Папа провожает его на лестницу вместе с саквояжем в режиме Азазелло «и курицу свою забери!» Возвращается довольный. «Ну и напугала ты меня, Виола!» Я в ответ зеваю — после укола мне дивно похорошело — и вспыхиваю золотой пыльцой. «Ну вся в мать», — заявляет папа, садится рядом, берёт меня за руку и просит рассказать, как там дела в Тридевятом королевстве, и кто из нас — я или мама — довёл другую до белого каления. Впрочем, добавляет он, ответ, кажется, очевиден.

Я всё равно ему рассказываю. В подробностях, а под конец ещё и в лицах. После успокоительного мне очень хочется с кем-нибудь поговорить. Всё обсудить. Заручиться поддержкой. Короче, нужна хоть одна живая душа, которая похлопает меня по плечу и скажет: «Всё ты, Виола, сделала правильно, а они идиоты, тебя не понимают. Не расстраивайся».

В процессе рассказа папа два раза сбегает на кухню. Один раз — за виски, второй — за закусками. К закускам я тоже прикладываюсь. Папа классно готовит…

— Ну вот скажи, — прошу я, когда говорить уже нечего, — скажи, разве я была не права?

— Я всегда знал, что твоя мама не в себе, — задумчиво отвечает папа и подливает себе ещё виски. Это он может долго так делать, папа умеет пить, не пьянея. Работа научила. — Но даже не думал, что это заразно.

— В смысле?

— Виола, я сейчас скажу тебе не как отец, а как мужчина. Ты ещё маленькая у меня и неопытная, но ты очень жестоко поступила.

И раскладывает мне чувства Дамиана по полочкам. Я запутываюсь уже на второй, но покорно слушаю. Мужская солидарность — великая вещь.

— То есть, надо было за него замуж идти?

— Я тебе пойду! — огрызается папа. — Нет, жабёнок, надо было не динамить парня — так у вас говорят? — а сразу ему отказать и не тянуть кота за хвост. А так — ты сама виновата.

Утешил. Все мужчины такие? Тогда понимаю, почему Роз всегда ко мне за утешением бежит, а не к папочке. Впрочем, к папочке она тоже бежит, чтобы король Кремании нахала в ссылку, например, отправил. А ко мне — чтобы придумала план жестокой мести с участием лягушки-уродины. Роз у меня весьма практичная.

— Но, пап, я же его люби-и-ила, — тяну я. — Мне же нравилось…