Татьяна Корф - Под Солнцем Ирия. Потерять себя, чтобы обрести свой мир

Как такое возможно? Я отказывался это понимать… Тело древнего Ария с демоническими глазами?

Ошибка природы или иной вид?

Даже моя «строптивица» замерла поражённо, совершенно перестав сопротивляться. Видимо они с дружком подобного не ожидали.

— Что ты кинул в огонь? — К пойманному кельту подошел Святозар.

— Иди к Эзусу в пасть, Арий! — хохотнул парень, стоя на коленях со связанными руками.

Друг обернулся ко мне и сдерживаемой мной девчонке, потом снова посмотрел на парня.

— Как вы проникли в город? — грозно спросил он.

— Ты у нас умный. Вот и разберись, — пожал плечами парнишка, весело ухмыляясь.

— Ты видимо думаешь, я с тобой тут в шутки играю? — друг схватил его воротник кожаной безрукавки. — А ты знаешь, что бывает за нарушение границ Аркаима? Любой, кто это сделает, будет устранён как угроза, — прорычал Арий, зажигая в своей руке шаровую молнию.

В следующее мгновение произошли сразу две вещи.

— Не сметь! — вскричал Зимовий, спеша, чтобы защитить парня, но резко остановился, когда вокруг парнишки вспыхнул круг из ярчайшего солнечного света. Этот круг, словно щит, отбросил Святозара с неимоверной силой, поглотив шар из чистого электричества.

Я вгляделся в лицо девушки из костра. Глаза были открыты, а взгляд выражал полное неудовольствие действиями моего друга. Руки её оставались в покое, но аура полыхала золотом.

Она заявляла права на кельта, это явственно читалось в выражении её лица.

— Оставь его, Святозар, он под моей защитой, — подошёл ведун.

— Я охраняю и защищаю этот город и мне решать. Чужак, нарушивший границы города, должен быть казнён, таковы законы Аркаима. И я, как страж, обязался почитать и придерживаться их, — мой друг одновременно с кельтом поднялся с земли.

— Ну что ж попробуй! — фыркнул парнишка, с помощью сюрикена, вытащенного из-за пояса, разрезая путы и разминая руки.

Едва Арий дёрнулся в сторону парня, как волхв сказал:

— Довольно, Святозар! Я пригласил его сюда, Кайл не нарушал границ, — он подошёл в плотную к кельту. Щит, ограждающий парня, расступился перед ним, впуская старика.

Это была явная ложь, потому что старик был столь же удивлён, увидав парня здесь, как и мы, но в какую игру он играет и зачем ему спасать наглого мальчишку?

— И думаю на этом можно заканчивать. Совет убедился, что «Священный огонь» не трогает Татьяну, а значит её душа обращена к Свету, — обратился волхв к собравшемся людям и Ариям вокруг.

— Чушь! — возразил предводитель арийской нации. — Если бы мальчишка не бросил что-то в огонь, она бы сгорела в Божественном огне! Все были тому свидетелями, — его глаза пылали праведным гневом. — Что ты бросил в огонь, мальчишка?

На этот раз кельт, хмыкнув, ответил:

— «Голос безмолвия», — потом он пожал плечами, и всё с той же хитрой ухмылкой пояснил. — Мой дед отдал мне это зелье перед смертью. Сказал, что я пойму, когда придёт время, как им распорядится.

По лицу моего друга я заметил, что он понимает, о чём говорит этот мальчик.

— Что такое «Голос безмолвия»? — вырвалось у меня.

— В валлийской или кельтской мифологии у него было и другое название. Напиток истины богини Дану, — пояснил мне Зимовий. — Она открывает правду в любых её проявлениях или действиях. Другими словами… Если душа Тани и была очернена проклятыми тварями, но её истинный дух был чист как свежевыпавший снег, и силен, «Голос безмолвия» извлёк истину на поверхность, дабы явить нам правду.

Вдруг круг из солнечного света замерцал, привлекая наше внимание к его источнику.

Девушка покачнулась и упала на колени. Её волосы вспыхнули последний раз, являя нам остатки золотого сияния, и погасли, возвращаясь к своему естественному, первоначальному тёмно-русому оттенку с золотой искрой. Веки опустились, скрывая багровые глаза с золотой радужкой, сияние ушло из её кожи.

В следующий миг она открыла свои перепуганные совершенно человеческие карие глаза.

Встав во весь рост, оглядела собравшихся, а потом обратила внимание на своё здоровое, совершенно обнажённое тело.

— Твою ж мать!!! — она стала прикрывать самые интимные участки своего тела.

Чувствуя, как щёки мои слегка загорелись, я потянулся к жрецу, стоявшему невдалеке от меня и взиравшим на девушку с неприкрытым восхищением, чтобы попросить у него его церемониальную хламиду, одевавшуюся поверх обычной одежды.

Волхв снял одёжку, даже не спросив, зачем она мне.

Подойдя к девушке, залившейся краской от стыда поближе, я передал ей необходимую деталь гардероба.