Диана Джонс - Хранители волшебства [litres]

Хранители остались прежними, какими мы их знали, но при этом стали больше и величественнее. От их исполинских фигур на площади потемнело, а они плясали и вились над нами, а потом сошлись вместе и испустили общий оглушительный радостный вопль. Они уже давно исчезли, а этот вопль еще звучал в наших ушах, замирая на севере и на востоке, затихая на западе и на юге. А потом настала полная тишина.

Отец с Рианнан запели. Не помню, что именно, помню только, какой мир воцарился в душе всех, кто их слышал. Я вообще почти не помню подробностей. Помню, как все обнимались, как король выбежал из дворца в халате под приветственные крики толпы, как смиренно Огго опустился перед ним на одно колено – и как тепло стало на душе, когда тетя Бек сказала, что сейчас лопнет от гордости за меня.

Статуи составились из обломков, все плащи и корсажи, уши и носы, обломки и осколки срослись обратно, и памятники затопали прочь. Кое-кто с тоской обернулся, как будто им хотелось поучаствовать в общем веселье, которому они положили начало и которое длилось несколько дней.

Помню, как я обняла Огго, а он обнял меня, и как он сказал:

– Как ты думаешь, Айлин, это совпадение? У нас, логрийских королей, такой же обычай, как у скаррских мудриц.

– Правда? – По его широченной, от уха до уха, улыбке я понимала, что он все сочиняет.

– Еще бы! – соврал он. – Вы, мудрицы, не одни такие. Вы выбираете себе мужа еще детьми, – он улыбнулся мне, – вот и мы тоже в детстве выбираем себе королеву.

– Что, правда? – улыбнулась я в ответ, да так, что от счастья чуть не треснули щеки.

Помню, как к нам подошел Финн, у которого вся борода намокла от слез, и сказал, что да, правда, и мой отец рассмеялся. И поцеловал меня в макушку, отчего я сразу почувствовала себя настоящей венценосной королевой, и сказал, что да, конечно, истинная правда.

А еще я помню – сейчас, когда пишу эти строки, – как через месяц-другой, когда на Скарре ударили первые заморозки, шла через вересковую пустошь. Восходила луна, и я спешила до темноты домой, собрать вещи. Мы с тетей Бек перебирались в Дромрей, к принцу Аласдеру и его отцу, верховному королю Фарлейну. Какая это была встреча! Отец с Люселлой были уже там. Огго должен был скоро приехать, чтобы учиться быть королем, хотя, по-моему, это ему не особенно требовалось.

Когда я проходила мимо спуска Туда, то застыла на месте. С того места, где я стояла, мне был виден замок моего дядюшки Кенига вдали, на побережье. Теперь он принадлежал Ивару и стоял пустой, потому что Ивар поселился в Пэнди с Рианнан. Но в том видении, которое было у меня во время посвящения, замка не было вовсе. Наверное, видение хотело сказать мне, что вскоре его уродливое колдовство развеется окончательно. А гораздо позднее я вспомнила, что в нашем домике не горели окна – потому что мне предстояло стать мудрицей не только Скарра, но и всего архипелага Халдии, и Логры тоже, когда нас с Огго коронуют. Теперь мы, островитяне, можем делиться своей мудростью.

А сегодня, когда все это осуществилось, у меня иногда появляется желание взять парусную лодочку и отправиться в плавание одной. И тогда я отплываю от берега и высматриваю волшебным взором Край Одиноких – и в конце концов нахожу. Я пристаю к берегу, взбираюсь на утес, прохожу через рощу, где из-под ног так и прыскают мелкие зверюшки, и иду к развалинам храма. Откуда-то сверху доносится его вопль – и ко мне, перепрыгивая с колонны на колонну, радостно мчится Одинокий Кот, самый уродливый кот на свете. А потом, повидавшись и побыв немного вместе, мы расстаемся.

Когда я в первый раз прочитала этот прелестный роман об исканиях – последнюю книгу моей сестры Дианы Уинн Джонс, – текст обрывался на полуслове там, где Диана почувствовала себя так плохо, что уже не могла продолжать работу. Это было настоящее потрясение, как будто ты ходил во сне, а тебя разбудили, или как будто едва не сорвался с края обрыва. А еще в романе мелькали отблески куда более счастливых времен нашего детства.

Первый свой полноценный роман Диана написала в четырнадцать лет. Он занял кипу тетрадок, и она читала его нам, двум своим младшим сестрам, на ночь по частям, как только дописывала очередную главу. И когда она вдруг умолкала, мы пищали: «А дальше, а дальше? А что потом?» – а она говорила: «Как вы не понимаете! Дальше я еще не написала!» Мы ложились спать, сгорая от любопытства: что же будет в следующей главе? И всегда получали ее назавтра, перед сном, – и вот тут-то мое настоящее горько отличалось от детских воспоминаний. На этот раз следующей главы не будет. Книга закончилась, не дойдя до конца.