— Что? И она согласилась?
— Конечно, дурачок, — промурлыкала Гончая. — Думаешь, нам не нравится, когда от нас сходят с ума? Думаешь, нам не льстит, что любимый мужчина буквально сгорает от одного-единственного взгляда? Конечно, так на нее будет реагировать только Линни — второй измененной я не допущу. Зато они смогут пробыть вместе гораздо дольше, чем у вас обычно получается, и все это время будут желать друг друга так же, как и в первый день. А чтобы Мирена не зазнавалась, я ей оставлю одну уязвимую точечку. И по секрету намекну об этом нашему хранителю, чтобы он всегда знал, как ее остановить. Или не останавливать, если пожелает.
— Чудовище… — простонал эльф, прижимая к себе эту коварную кошку. — Какое же ты у меня чудовище!
— Ужасное, — согласилась Белка, счастливо жмурясь. — Но ты все равно меня любишь.
— Больше жизни. Надеюсь, ты уже освободила его от уз?
— На Торка мне сдался еще один темный? Мне и твоего темперамента хватает, хотя меня специально меняли под твои безграничные возможности и о-о-чень высокие аппетиты.
— Тогда… если ты не передумала, конечно…
— Не имею привычки отказываться от своего слова. Только если меня тут обидят, имей в виду: развалю все чертоги по веточке.
— Я знаю, — ласково поцеловал ее эльф. — Сам их развалю, если они тебя поранят. Отец, у тебя все готово?
— Давно, — немедленно кивнул Тирриниэль.
— Ладно, давай попробуем, — вздохнул Таррэн, подходя к деревянному трону и задумчиво глядя на повисшую над ним ясеневую ветку. — Все как прежде — девять кругов, девять жизней…
Он осторожно коснулся одной из веток, что оказалась начисто срезана эльфийским клинком. Сейчас на этом месте красовалась поджившая рана — старая, чистая, с капельками смолы на ровном срезе.
— Вот это была моей… Она еще теплая. А это осталось от Талларена.
— Погодите-ка, Таррэн… так это и есть ваш ясень?! — неожиданно громко уточнил Вал. — Такой маленький? Я думал, он в роще стоит, за семью замками! Громадный и вообще… а оно… Таррэн, это не смешно!
— Я и не смеюсь, — рассеянно отозвался эльф, медленно поглаживая дерево, которое сам когда-то ранил. — Мы никогда не показывали этого смертным. На самом деле родовой ясень — это не дерево. Вернее, не просто дерево, а все вокруг: наш лес, чертоги, стены и листья… он везде, в каждом корне. Он — это мы, Вал. Именно поэтому ни один эльф не срубит живую ветку и не сорвет красивый цветок. Мы едины с ним, а он чувствует и понимает нас. Просто у магов общаться с ним получает гораздо легче, чем у остальных. Для этого, собственно, и нужны хранители: они черпают в ясене силу и возвращают ее обратно всякий раз, когда отпускают свой огонь на свободу.
— А это? — ошарашенно моргнул Вал, глядя на скромную, но величественную ветвь, осеняющую деревянный трон, будто роскошной короной.
— Это всего лишь наш род, — коротко отозвался Таррэн. — Все мужчины, что рождались на свет после смерти Изиара. Древо жизни, если хочешь. Силы в нем особой нет, но по нему можно проследить всю нашу династию. Вот тот участок, что обгорел, принадлежал моему брату, а этот… его я срезал сам, когда отрекся.
Неожиданно решившись, эльф закатал рукав и полоснул по запястью ножом. Там немедленно выступило несколько капелек крови, которые он осторожно подхватил и бережно втер в обрезанную под самый корень ветвь.
Некоторое время ничего не происходило. Однако через бесконечно долгую минуту, в течение которой присутствующие с замиранием сердца следили за неподвижной веткой, но чертогам прошел взволнованный гул, сперва неуверенный. Его бы и не заметили, если бы в зале не царило напряженное молчание и если бы все без исключения уши не были повернуты в сторону трона. Но гул постепенно нарастал, становился явственнее, сильнее. Потом ощутимо задрожал пол, трава прижалась к земле, как от порыва ветра. Волосы собравшихся в зале эльфов взъерошил невесть откуда взявшийся вихрь, а потом, наконец, деревянный трон дрогнул.
Таррэн удивленно отступил, когда на безупречно ровном спиле, сделанном им более двухсот лет назад, неожиданно появился крохотный зеленый росток. Поначалу маленький, неуверенный, но с каждой секундой он набирал силу и быстро вытягивался в сторону вернувшегося хозяина. Затем он покрылся корой, удлинился до размеров эльфийского клинка, на короткое мгновение замер. А потом вдруг выпустил наружу изумрудные листочки.
— Он тебя принял, — улыбнулся владыка Л’аэртэ. — Ты снова дома, сын мой.
Читать дальше