Анна Алмазная - Запах вереска [СИ]

Мой первый поцелуй. Принадлежит. Ему.

Только один раз. Только один… пожалуйста…

И мир разрывается вокруг красками, а сердце колотится так, что сейчас выскочит. И кажется, что под пальцами уже не мрамор, а шелк серебристых волос, и что губы его мне отвечают, нежно, ласково… Пьянит запах вереска, и сердце взлетает высоко-высоко и разбивается о шум за дверью.

Услышав голоса, пылая, будто меня в кипяток окунули, я соскальзываю с колен моего божества и бросаюсь в боковую дверь. Пока меня не заметили. Что же я натворила?

Может, и хорошо, что моя первая ночь тоже будет частично принадлежать ему?

Может, не все так плохо? Ночью луна не дает мне спать. Сама не зная зачем, я осторожно проскальзываю в щель между портьерами и заглядываю в комнату Лейлы.

Там слишком тихо. Рори сидит на кровати и удерживает Лейлу на коленях, чертит кончиками пальцев линии на ее спине. Лунный свет мягким переливом серебрит волосы Лейлы, сеткой теней покрывает скомканное покрывало. Она двигается медленно, едва заметно, заглядывает Рори в глаза, будто боится, что он исчезнет, губами подбирает капельки пота с его подбородка и выглядит до слез счастливой…

Смогу ли я быть так счастлива?

Рори пронзает меня взглядом, улыбается обещающе, и ноги перестают меня держать. А муж шепчет Лейле:

— Подними бедра выше, — и начинает двигаться сам, все так же не спуская с меня острого внимательного взгляда.

А потом я лежу на кровати, прижав колени к груди, слушаю мягкий смех Лейлы за портьерами, кутаюсь в лунный свет, как в завесу, и тихо плачу. Ну почему… почему вместо горячего сильного Рори я хочу целовать холодное бесчувственное божество? Мой сумрачный бог так одинок… и так холоден… Мой ли? А Рори…

— Не плачь, глупая девочка, — шепчет невесть когда появившийся в моей комнате муж. — Ты совсем не изменилась. И все же выросла… и так красива.

И вновь наклоняется ко мне, заставляет повернуться, целует в губы. Поцелуй теплый, нежный, пахнет полынью, обнявшие за талию руки сильные и требовательные. И гневной волной окатывает аромат вереска.

— Спи хорошо, — вновь кутает меня в одеяло муж, — завтра я не дам тебе спать.

От этого обещания в груди леденеет. Но лунный свет кутает запахом вереска, и я все же засыпаю.

Тело женщины принадлежит ее мужу. Женщину, которую отведал мужчина, не являющийся ее мужем, надлежит немедленно умертвить.

Луна в этот день, как назло, полная. Небо за окнами чистое, морозное, усыпанное ярким серебром звезд, а собственная кровать кажется чужой и пугающей. Сегодня я буду тут спать не одна. Нет, не буду!

— Лейла, — начинаю я, оборачиваясь, и вздрагиваю, когда в руки мне суют прохладную чашу.

— Пей! — улыбается старшая жена.

И я пью, не в силах отказать улыбке Лейлы. И странный отвар обжигает горло, а в голове начинает клубиться туман.

— Потом поблагодаришь, — усмехается Лейла, подталкивая меня к двери. — Тебе будет хорошо, обещаю.

— Не должно быть хорошо, — пьяно шепчу я.

— Глупая, это у твоего рода не должно быть хорошо, — мягко улыбается Лейла. — Но ты теперь принадлежишь сумрачникам, а у нас все иначе.

Ошибаешься! Не совсем все, а вернее, почти ничего не иначе! И дома я была никем, и тут я стала никем. Красивой игрушкой в руках Рори! Не нужна мне больше эта книга, не буду ее слышать, хватит с меня, слышите, хватит!

Но уже не зелье, знакомый запах одурманивает и успокаивает. Мой сумрачный бог, ты тоже хочешь, чтобы я смирилась?

Кажется, я что-то хотела ей сказать… не помню что.

Ритуальная зала опять полна тишины. Струится по моей коже белоснежный шелк, каждое прикосновение отзывается сладостной негой.

Вчера мне было тошно… а сегодня? Я не знаю, чем меня опоили, но мне хорошо. И, уже не замечая, что мы не одни, что в этой проклятой зале есть мой брат, я задыхаюсь в страстном поцелуе и позволяю Рори уложить себя на алтарь.

Лунный свет пьянит сильнее вина, поцелуи жгут кожу через тонкий шелк, а тяжесть чужого тела даже приятна. Уже не в силах сдерживаться, я обнимаю его ногами, чувствую его желание и до безумия упиваюсь его страстью. Так же, как и Лейла недавно…

— Она моя, — тихо проносится над залой, и омут зелья разлетается на осколки от страха и стыда.

Люди падают на колени, а я вижу лишь знакомые до боли серебристые глаза, в которых пылает гнев. Мой сумрачный бог недоволен?

Рори шепчет слова извинения, а мое божество… оживает?

По спине бежит холодок, я смотрю и не верю. Мой сумрачный бог живой. И глядит на меня с гневом, и подходит ко мне, и как во сне, ласково касается моего подбородка пальцами, заставляя запрокинуть голову: