Виктор Кораблев - Королевства изгоев [СИ]

Девушки, под руководством Валенсии, обычно организовывали всем работникам плотное трехразовое питание. Но в такие периоды, Реду приходилось готовить самому, так как сама женщина готовила редко, правда времени на это сегодня он не нашел. Довольствоваться пришлось бутербродами да парой яблок. Так что живот начинал издавать негодующие звуки, ведь уже было далеко за полночь.

Редрик попытался отвлечься от мыслей насущных, задумавшись о чем– то абстрактном, но о чем высоком может размышлять парень двенадцати лет, хоть и слегка обогнавший в развитии сверстников, по словам отца. Правда на собственном опыте убедиться в этом он не мог. Парень практически не общался с одногодками.

От оков прострации, его спас отдаленный перестук копыт, скрип телеги и голоса:

– Я уже был на взводе и сказал ему, что если он не заткнется, то портрет, который я с него пишу, будет последним украшением в его ненаглядной родовой галерее, – говорил неожиданно звучный на таком расстоянии голос.

– Подожди, так живой портрет в поместье семьи Риверс – твоих рук дело? – голос второго – низкий, и звучал будто со дна колодца.

– Из живого в этом портрете – только композиция. Я ж не колдун.

– Я слышал молодого барона зачаровали и заперли в портрете.

– Ну молодой барон не зачаровался, а разочаровался и замолчав сидел с такой кислой рожей, что о прошлом живописном выражении его лица можно было забыть. Это меня вывело, и я запер его в клетке с его же мастиффами. Те его задрали и съели. Но успокоившись я дописал его образ по памяти и отдал дворецкому.

– М-да, дела, – задумчиво проронил бас, в ответ на такое откровение.

Парня одолел ступор. “Ничего так истории у ночных гостей…” – эта и еще прорва других мыслей вертелись у него в голове, пока он глядел на подъезжающий фургон. Ред был уверен, что это те, кого он ждал, ведь дальше по дороге имперский блокпост, который ночью пропускает только купцов и гонцов.

Еще он заметил странность – голос смертельного портретиста не менял громкости от расстояния. Правда, Ред решил, что это хоть и странно, но не существенно, похоже он просто подустал.

Телега подкатила к месту, где сидел Редрик. Два огромных коня синхронно повернулись и уставились на парня. С козел пробухтели:

– Смотри, даже в такой час нас встречают.

– Всегда предпочитал вежливый провинциальный люд, в городах одна нервотрепка, – ответил, спрыгивая с козел закутанный в безразмерный плащ человек ростом чуть выше Редрика.

Подойдя к двери их магазина, незнакомец повернул голову к Реду:

– Лавка?

– Лавка, – эхом повторил парень. – Сейчас… – начал, подрываясь с места, говорить он, но увидев, как человек спокойно зашел внутрь, осекся и глухо закончил. –… открою, – Ред точно помнил, что закрывал дверь.

– Эй, парень, чего укутан словно покойник в саван? – прозвучало у Редрика над головой.

Ред поднял взгляд. В свете фонаря казалось, что на козлах сидит громадный шар из тряпья и шкур, но он все-же разглядел человеческую голову, торчащую из него. “Кто бы говорил…” – подумал Редрик.

– Комары, – ответил он. – Я извиняюсь, а вы кто?

– Фургона не видишь? Купец я маршрутный, из Ассоциации. Лучше скажи где конюшня.

– За углом кампуса.

– А, точно, – сказал торговец и дернул какой-то рычаг. В землю врезались тормозные сошки фургона, а в упряжи что-то щелкнуло. Лошади прошли вперед.

Парень заметил, что они остались скреплены друг с другом, но их это нисколько не смущало. Животные спокойно завернули за угол, будто понимая куда им надо.

– С них разве не надо снять сбрую? – удивленно спросил Ред. В ответ ему гулко хмыкнули.

– Да я этих скотов прорву лет развести по углам пытаюсь. Они даже без привязи ходят как прилипшие, им, походу, так спокойнее, – махнул рукой купец. – Ладно, пошли внутрь, пока этот торопыга делов не наворотил. Я, кстати, Симон, меня еще за глаза кличут Луковицей, – представился торговец.

– А я – Редрик, сын Лоуренса Маккройда.

Парню показалось, что глаза, под мощными бровями, старого Симона блеснули слабой теплотой. Да и его бородатое лицо слегка разгладилось.

– Вымахал ты. Помню тебя еще карапузом – все норовил мне в свой год с небольшим открутить мизинец, цеплялся словно обезьянка за ветку, – сказал он, демонстрируя самый большой мизинец, что Ред видел за свою короткую жизнь.

Даже несмотря на то, что рука была в перчатке, сразу ставало понятно, что кулак у старого Луковици размером с литровую кружку, если не больше. Да и оглядев Симона целиком, он удивился одновременной нескладности и огромности старика.