Елена Блонди - Тайные улицы, странные места [СИ]

— И вообще, — проворчал, снова идя по травяной тропе через болото, — ведите хозяйство, как надо, а то закакали все, а я убирай.

Выйдя на воздух, он ожидал увидеть встающее над дальней степью солнце, и расстроился — снаружи все, кажется, осталось по-прежнему. Та же тихая гладь воды, утыканная кочками с безнадежно высохшей длинной травой. Те же молчаливые деревья, изогнутые в немом танце. Так же расстилалась за рощицей серая степь, полная трав приглушенного желтоватого оттенка, из которых торчали местами высокие коленчатые стебли, увенчанные сухими цветочными корзинками, а кое-где трава расступалась, давая место зарослям полыни, та росла низкими клубками и ровными веерными кустиками — будто кто специально подстриг, чтоб одинаковые веточки.

Даже небо, которое из дома казалось, ну, точно розоватым, было таким же пасмурным, полным низких облачных прядей.

Но все по-другому, вдруг понял Женька, спускаясь в степь с пригорка, на котором росли последние деревья. Будто изменилось что-то внутри и поэтому он стал видеть краски. Под серым. Не те, что хнычут, стараясь избавиться от серого налета. Другие. Полегшая и прямая трава, кажется, тайно светилась. А высокие стебли, такие прекрасно печальные, хотелось трогать на ходу пальцем, качая плоские корзинки, набитые мелкими сушеными цветочками.

Здесь так… — понял вдруг Женька, останавливаясь посреди огромной, просторной степи, которая только за спиной нарушалась темной щеточкой ушедшей назад рощи — …так прекрасно! Оно все светится, само. И я это вижу!

Он засмеялся, негромко, чтоб не нарушить осеннюю печаль трав и тихого воздуха. Обычную печаль неяркого ноября, ту, что приходит вслед за солнечным октябрем. Ту, которую никогда не давал себе времени разглядеть, уже подсчитывая дни будущего — сначала до новогодних праздников, а после них — устремляясь в лето. Отталкивал от себя, не замечая, что именно приходит после зеленой травы и опадающих листьев, предваряя белые праздники снега.

Тропа не прерывалась, темнея глубокой ложбинкой между высоких трав, и он шел, ведя ладонью по тонким живым остриям. Слегка улыбался, недоумевая, и что ж ему было так пакостно? А ведь решил — именно от серой безрадостности этого мира.

Вслед за тропинкой взошел на гребень плавного холма, там она и кончилась, показывая вполне привычное: вытоптанную поляну, очаг из грубых кусков известняка, сильно почерневших с внутренней, огненной стороны (тут Женька оглянулся — кто-то же палил тут костер), россыпь серого пепла внутри низкой каменной огородочки…

А на пепле, почти белом, увидел то, что и было ему нужно. Из плоских осколков светлого ракушечника выложена была семерка. Пять камушков, каждый размером с половину ладони — на чуть изогнутую ногу, три — на перекладину. Центральный камень семерочной ноги был выпуклым и блестящим, как торчащий из пепла кулак. Кремневая галька, мимоходом подумал Женька, не отвлекаясь от главного — в центре каменного кулака сверкала замочная скважина.

Семерки, проговорил в голове голос Жени Местечко, они такие. Капризные и прячутся.

Это семерку он нашел. Осталось сунуть в скважину ключ. И оказаться где-то на другой стороне, там, где на калитке или на углу дома, или на столбе обок возделанного огородика, или даже на ветровом стекле старого автобуса — красуется другая семерка, связанная именно с этой.

Женька тут был совершенно один, с макушки холма просматривалась пустая чистая ноябрьская степь, какая-то очень далеко ниточка дороги, с другой стороны — дымка, марево — может быть, побережье, догадался он. Там, откуда ушел — пятно рощи, за ним зеркальце болота, на его краю — белесый кубик с серым квадратиком крыши.

Он сел на валун со стесанной верхушкой. Сжимая в кулаке ключ, стал смотреть. То на очаг, приглашающий воспользоваться порталом. То по сторонам. И понял: уходить из тихого простора сухих трав и низких над ними облаков навсегда ему ужасно жалко. Странно, усмехнулся он. Я еще тут, а уже хочу вернуться. Сюда же. Ну…

— А я и вернусь, — стараясь говорить уверенным голосом, сообщил безветренной пустоте и огромной степи, лежащей у ног, — обязательно.

Встал на колени перед очагом и сунул ключ в замочную скважину. Тот вошел мягко, до половины, щелкнул, поймав правильную позицию. Женька собрался. И плавно повернул ключ.

И — ничего не произошло. Держась за ключ, Женька огляделся в растерянности. Плоская вершина, вытоптанная полегшая травка. Очаг, над которым он склонился в неудобной позе, вытянув руку к центру каменной семерки.