Александр Лесневецкий - Каникулы Эрика, или Портрет для вампирёныша

— Здесь! — наконец сказал мой товарищ и решительно указал пальцем на округлое углубление под одинокой осиной.

— Ты уверен? — я с сомнением покосился на подымающуюся над огоньком чёрную дымовую струйку.

За время поиска никаких изменений я в ней заметить так и не сумел.

— Уверен! — раздражённо буркнул волшебник и бросил свой мешочек с принадлежностями на траву.

Я подошёл к осине и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к коре. Это дерево мне сразу не нравилось, однако почему — я не понимал.

— Помоги мне, — прошипел Марк и, путаясь в балахоне, опустился на четвереньки. — Сейчас нам нужно отмерить ровно пятьдесят дюймов.

В руках у него появилась матерчатая рулетка и перочинный ножик. Ножиком Марк проковырял в земле неровную мелкую ямку, после чего протянул мне один конец рулетки.

Пока мы возились с измерениями, к нам отовсюду начали слетаться мошки и ночные бабочки. Я готов был поклясться, что последних привлек вовсе не запах наших тел и пота, а источаемый настойкой сладкий медовый аромат. В то время, пока Марк ножиком вырезал на дёрне контуры стандартной пентаграммы номер три, я отгонял мошкару, то и дело облизывал пересохшие от медового духа губы и мечтал, как по возвращении домой сразу же приму прохладный душ.

Наконец Марк отложил ножик в сторону. С видом совершающего обряд иерарха он воткнул по углам пентаграммы разноцветные кристаллы и взялся за книгу.

— А теперь будь осторожен, — немного рисуясь, предупредил он меня. — Откати рукава так, чтобы спрятать кисти и не снимай капюшон. Ни в коем случае!

Особого впечатления это на меня не произвело, однако из желания подыграть я подчинился.

Сквозь ткань балахона Марк кое-как обхватил пальцами свой магический жезл и развернулся лицом к пентаграмме. Дальнейших его действий я не видел — свисающий слоновьим хоботом капюшон оставил мне в поле зрения лишь крошечный клочок травы прямо под ногами. Созерцая примятые стебли, я слышал, как Марк сначала топтался на месте, потом прокашливался, потом, наконец, принялся бормотать под нос заклинания.

Никакого эффекта это не возымело. Марк замолчал. В наступившей тишине я расслышал тихий шелест листвы и едва различимое низкое гудение. Источник странного гула находился высоко над нами — где-то в жиденькой кроне растущей за нашими спинами осины.

Прислушаться внимательнее и опознать странный звук я не успел. Марк снова начал колдовать. Произнося что-то нараспев он каким-то акробатическим способом, сквозь рукава, умудрился откупорить бутылочку с куриной кровью. Громко хлопнув, пробка выскочила из горлышка, а в нос мне ударил тошнотворный букет из запахов гнили и алхимических консервантов — припасённый Марком кровавый продукт оказался далеко не первой свежести.

Я с отвращением попятился. Хоть вампиры и любят кровь да сырое мясо, однако они на дух не переносят тухлятину. Резкие запахи у нашей расы вообще не в почёте. Когда обладаешь настолько развитым обонянием, любой миазм начинаешь воспринимать как щелчок по носу.

Внезапно земля у нас под ногами мелко задрожала.

Марк радостно взвизгнул:

— Оно работает, работает, — услышал я его триумфальный возглас. — Заклятье действует!

Будто в подтверждение его слов, кристаллы в углах пентаграммы вспыхнули. По траве заплясали багряные отсветы. Рискуя подставиться под вредоносное некромагическое излучение, я попытался хоть что-то разглядеть сквозь болтающуюся горловину своего капюшона. Яркое свечение и волна обжигающе горячего воздуха заставили меня отвернуться. Такой жар мало вязался с описанным Марком резким похолоданием. Однако сам волшебник ликовал:

— Сейчас, сейчас, — бессвязно повторял он. — Сейчас вылезет! Сейчас покажется!

В балахоне стало жарко, как в раскалённой духовке. Я обливался потом с ног до головы. Дрожание земли не прекращалось, а странный гул вверху усилился.

С каждой секундой эта ситуация нравилась мне всё меньше. Стоя посреди пустыря, перед ярко освещённой пентаграммой, мы с Марком были как на ладони. Колебания почвы тоже не способствовали конспирации. Казалось, о нашей вылазке знает уже не только кладбищенский сторож Каркофф, но даже живущий на другом конце города библиотекарь — господин Ланц.

Наше и без того неприятное положение усугублялось нашествием насекомых. Слетевшиеся словно со всей округи мошки и бабочки забирались нам под капюшоны, забивались в рукава, норовили влезть в уши, рот и за шиворот. От их раздавленных трупиков наши балахоны приняли такой вид, словно несколько месяцев подряд их старательно засиживали мухи.