Ирина Измайлова - Золотая ладья нибелунгов

Улов обычно бывал богат, но везти его домой (если только следующий день не был для корабельщика очень трудным) Елизар не спешил. Он вновь брался за вёсла и грёб к знакомому небольшому островку с удобной, совсем маленькой бухточкой, где они с сынишкой вытаскивали лодку на берег, разводили костёр и стряпали себе заслуженный ужин. Обычно это бывали либо уха, которую оба любили, либо несколько рыбин, зажаренных на тонких деревянных вертелах.

Садко на всю жизнь запомнил тёплый аромат дыма, запах сосен, которыми сплошь зарос островок, одинокие крики чаек, припозднившихся со своего дневного промысла. Мальчик любовался мерцанием воды, окружавшей их со всех сторон, и блеском рыбы, которой была полна лодка. Иногда то одна, то другая рыбина подскакивала, выгибаясь, силясь спастись из гибельного плена, и вновь падала на груду их улова. Но, бывало, какой-нибудь рыбке удавалось выскочить из лодки, и она начинала отчаянно биться на прибрежной гальке — лодка была далеко от воды. Таких упорных рыбок Садок обычно спасал — по молчаливому согласию с отцом подбирал и закидывал в озеро, не зря же она так храбро боролась!

Эти поездки на рыбную ловлю продолжались года четыре, потом и у Елизара стало меньше времени — работы прибавилось, и Садко больше помогал родителям в домашних делах. Иногда они выбирались порыбачить, но уже очень редко могли заночевать на укромном островке. Но Садко помнил его и, выходя на ладье в Нево-озеро, часто мечтал свернуть с обычного торгового пути, чтобы повидать любимое место.

Солнце садилось. Тёмная бахрома леса с далёкого берега резко прорисовалась сперва на багряном, потом на густозолотом, а после на дымчато-фиолетовом фоне. Точно кто-то ткал на небесном шёлке ковёр во всю ширину горизонта, да никак не мог подобрать самый лучший цвет.

За спиной купца его дружинники жгли костёр и доедали уху. Как часто бывало, в небольшой островной заводи им повезло выудить пару сомов — один оказался в полсажени, второй едва ли не в целую сажень, и, чтоб его одолеть, пришлось двоим скакать в воду и добивать чудище речное пиками. Зато уха вышла славная, Садко и сам ел за обе щеки, а дружинники пожалели, что не стали ловить ещё. Но теперь-то поздно: смеркается, и как бы вместо сома или щуки не вытащить какую водяную нечисть... Не раз и не два многие слыхали, что водятся тут русалки, а может и что похуже вынырнуть!

Купец вспоминал, как во время их памятных поездок с отцом на рыбную ловлю он нередко, прикорнув возле костра, замечал, как в воде плещется рыба, и спрашивал: «Бать, а почто ночью невод не закинешь? Ещё б могли наловить! Вон сколь её там!» Отец только усмехался в ответ и иной раз отмалчивался, а иногда отвечал, хмурясь: «Ночью без надобности лучше в воду не соваться! Ночью время сил тёмных, не нашенских! И так мы с тобой Водяного позлили уже: вон сколько его добра забрали — полная лодка рыбы! Лучше его не дразнить — силён он в тёмное время-то!» Однажды мальчик, не удержавшись, спросил: «Но как же Водяной над нами верх возьмёт? Мы ж с тобой — люди крещёные. Али нам Бог не поможет?» Елизар на это и вовсе рассердился: «Бог помогает тому, кто сам не зевает! Не были б крещёные, так и ночевать тут я бы с тобой не стал — поостерёгся. А шутки шутить с бесами всё едино не стану!» Эту науку Садко усвоил прочно и никогда не посмеивался, видя, что его корабельщикам не по себе, если идти на вёслах либо под парусами случалось в ночное время. Только подбадривал их: «Молитесь усерднее да гребите покрепче. Если нечисть какая со дна всплывёт — нас тут уж и не будет! Уплывём!» И сам с особенным тщанием читал на воде вечернее правило [10] Вечернее правило — молитвы, читаемые православным человеком на ночь, обычно перед отходом ко сну. В данном случае, собираясь провести бессонную ночь на вёслах, гребцы всё равно не пренебрегали этой необходимостью. .

Садко наслаждался красотою заката, то и дело переводя взор на свою ладью, недвижно стоявшую возле самой береговой кромки. Хороша она была! Не зря два года назад не пожалел он денег, уплатив за постройку ладожским корабельным мастерам. Ладья была выдолблена из мощного ствола дуба и в длину имела почти десять саженей [11] Насадные русские ладьи бывали в длину до 25 метров, т.е. более десяти саженей, и способны были нести до двадцати тонн груза. . Обшитая прочными досками, стройная и лёгкая, она бывала надёжна не только на речном просторе, но и в штормовом Нево-озере, и на волнах буйного, безумно опасного Хазара [12] Древнее название Каспийского моря. . Садко не сомневался, что покажет она себя, как надо, и в любом другом море, стала бы нужда в то море плыть. У ладьи была высокая корма, совсем недавно помогавшая ему и кормщику укрываться от стрел разбойников, нос её поднимался ещё выше и был украшен резьбою, а на высокой мачте при попутном ветре распускался широкий парус, как и сама ладья, раскрашенный в красный и жёлтый цвета.