– Ты ведь подруга его жены. Как ты, девушка, могла уехать с ним в загородный дом и позволять ему изменять супруге?
– Это была ошибка. Все ошибаются. – Она шагнула ко мне, но, покосившись на створки ворот, остановилась. – Вспомни, сколько ошибок ты совершил в своей лаборатории, сколько взрывов было по твоей вине. И никто не будет попрекать тебя этим до конца жизни, почему же меня так наказывают за одну-единственную ошибку?
– Не знаю. Возможно, это несправедливо. Но я люблю жену и даже через год не смогу принять тебя из-за чувств к Саше.
Сабельда нервно сглотнула. Ее пальцы дрожали, по щекам текли слезы.
– Прости. – Я двинулся к воротам.
Они распахнулись для меня и химеры, а через мгновение отделили нас от Сабельды, от кузена, которому надо привыкать к жизни без магии. От всего мира.
Жаль, с Индели получилось так грустно.
Но грусть развеивалась на пути к дому с тепло светящимися окнами. Шуршание гравия казалось музыкой.
Там ждала Саша, и все ужасы отступали, а улыбка сама набегала на губы.
Я взбежал на крыльцо, распахнул дверь.
– Саша, я дома!
Передо мной возник привратный дух и, пуча глаза, замахал руками:
– Хозяин, не ходите к ней!
– Что? – у меня засосало под ложечкой.
– Хозяйка в гневе, – шепнул привратный дух и провел ребром ладони по горлу, заломил руки. – Она… она…
– Да что такое?
– У-у-у… – Дух критически меня оглядел. Хлопнул себя по лбу. – Вы же защищены брачной магией. Ладно, идемте. Только не попадайтесь ей на глаза, а если попадетесь – не говорите, что вас привел я.
О том, что дух сам защищен, я напоминать не стал, пошел за ним по новому коридору. И вскоре услышал звуки ударов.
Озадаченный, заглянул в приоткрытую дверь.
Там оказалась тускло освещенная квадратная комната, но я не успел ее разглядеть – внимание приковала Саша.
Она была в коротких шортах и обтягивающей штуке, которую в их мире называют майкой. Кожа блестела от пота, забранные в хвост рыжие волосы вздрагивали, когда она прыгала и била по груше. Саша осыпала ее мощными ударами кулаков в красных перчатках.
Грациозная. Сильная. Ловкая.
Ее кулаки крепко впечатывались в грушу. А удары ногами были такими хлесткими, что звенело в ушах. Какие движения… Как перекатывались мышцы… Не видел никого красивее нее.
Теперь понятно, как она победила сообщника Хлайкери в городском особняке. А от мысли, что при нашем первом разговоре Саша могла меня ударить, даже челюсть заныла.
Но это – отрывочные, мимолетные мысли. Дыхание перехватывало от восхищения.
Я многое могла понять. Очень многое. И что давление коллектива штука серьезная, тоже, но… Господи, как я зла на того полицейского – словами не передать. Это же надо было оправдать свое потворство педофилам аргументом «зато дети от голода не умирают».
Ну как так-то? Как? И это мнение полицейского в третьем поколении! Чтоб у него его мерзкая рука отсохла! Но обещала простить, если поможет этих гадов прижучить, и пришлось простить.
Кулаки гудели от ударов, но я била и била по груше. Потому что зла. Потому что не представляла, что делать.
Потому что слова Бабонтии жгли раскаленным железом.
И дикое ощущение несправедливости жизни смешивалось с обидой на правоту несчастного родового духа. Но ведь это нечестно! Как я умудрилась довести свою жизнь до того, что стала никому не нужна? Зачем я променяла друзей и все на Павла?
На ресницах закипали слезы. Я мутузила грушу до боли в суставах, но это пустяк в сравнении с ощущением, что сердце разрывается.
Я ненавидела все. И была невыносимо несчастна сейчас, словно опять стояла на пороге спальни и смотрела, как рушится моя жизнь.
Еще и Лавентин пропадал неизвестно где, беспокойся тут за него!
И Бабонтия не права: мне есть к кому возвращаться. К партнерам по спаррингам. Здесь-то не с кем тренироваться. Тут порядочные женщины должны в платьях ходить, а не кулаками махать. Придется весь год бездушную грушу колошматить.
Била невпопад – врезала коленом, ушла в разворот, рубанула локтем.
Лавентин с приоткрытым ртом стоял в дверях. Живой!
– Это… – Он шумно вдохнул. – Это непередаваемо прекрасно. У тебя такие движения… завораживающие.
В его взгляде был чистый восторг. Кровь прилила к моему лицу. Это подстегнуло гнев, и я проворчала:
– Ничего замечательного. Просто движения. Жаль, тренироваться не с кем, за год потеряю форму.
– Можешь со мной попробовать. – Лавентин почесал затылок. – Правда, придется разрешить друг друга бить.
Читать дальше