Анна Алакозова - Исправить все. Мирриэль [СИ]

— Когда я уходил из дома, когда я прощался со всеми своими родными, шел вот такой же дождь. С одной стороны, когда идет дождь я вспоминаю о них, с другой… меня терзает мысль, что я исчез из их жизни, а они из моей, но дождь, он остался таким же… и возможно, когда я вот так мокну под дождем, моя сестренка тоже меня вспоминает, глядя на капли дождя за своим окном.

— Ты же знатного рода?

— Можно и так сказать, Мирра. Я был вторым наследником. Я помню, как однажды подслушал разговор отца с каким-то послом. Посол говорил, что отец не должен делить наследство и титул между мной и братом, но отец сказал, что не допустит возвышения одного из нас за счет другого. Наверное, тогда я и понял, каким непростым была его жизнь и решил ее облегчить по-своему, еще детскому разумению, я решил уйти и стать Видящим, чтобы моему отцу не пришлось делать выбор. Мама… она плакала, когда я уходил, но в моих воспоминаниях… она кружится с отцом в вальсе на одном из балов при каком-то из дворов, а мы с сестренкой наблюдаем за ними с балкона, потому что вниз нас еще не пускали. На ней салатовое платье с оборками, дома она таких не носила и на балу ей было неуютно, поэтому отец и позвал ее танцевать, она любила кружиться в танце. Она смеется, ее серые глаза искрятся радостью, и отец… он смотрит на нее с такой любовью. Когда я вырос я искренне им завидовал, они были такими счастливыми вместе. Я же для себя решил, что мне не суждено такое счастье, я решил, что моя судьба предрешена и изменить ее нельзя, но появилась ты… и все изменилось в моем мире… Я тоже понял, что могу быть счастливым, — я нежно обнимаю ее за плечи привлекая к себе. — Ты дала мне надежду. А еще я помню, как шлепала босиком по лужам моя маленькая сестренка, когда провожала меня, она думала, что дядя просто идет со мной на охоту и просила принести ей белку, если я смогу ее поймать. Больше я ее не видел и так и не принес ей белку. Сейчас она замужняя женщина, у нее есть дети, она писала, что назвала сынишку Каленом и всегда его прячет, если рядом с их домом оказываются представители орденов. Сейчас ему, наверное, уже лет пять… Когда идет дождь… Я так хочу бросить все и увидеться с ними, но я так боюсь, что даже когда я их увижу, я не стану прежним, я останусь тем, кем меня сделали во имя служения свету, я боюсь, что я могу увидеть что-то, что заставит меня забыть о том, что они моя семья и просто исполнять свой долг. Поэтому, друг мой, я не люблю дождь. Но я всегда могу быть рядом с тобой, если тебе вдруг захочется погрустить под дождем.

Она прижимается ко мне, совсем как моя сестренка в детстве и тихонечко говорит.

— Напиши ей, Кален. Расскажи все то, что рассказал сейчас мне, или не все, а только то, что сможет ее порадовать. Напиши обо мне, о том, что ты нашел меня. Напиши, что ты скучаешь по ним и очень хочешь встретиться с ней и с племянниками, пообещай, что обязательно заедешь, когда… когда закончишь свое служение. Дай ей надежду. И приложи к письму белку… Хотя бы нарисованную, я думаю, ей будет приятно.

— Но, Мирра, это же ложь. Я никогда не смогу к ним приехать.

— Нет, Кален, это не ложь. Мы обязательно к ним съездим, когда этот мир будет в безопасности, когда им не будет ничего угрожать, когда ты перестанешь быть Видящим и сможешь быть просто мужем, отцом, сыном и братом. Однажды это случится. Я знаю, Кален. Я видела это в одном из видений будущего. У нас еще долгий путь до этого, но если мы все сделаем правильно, то это случится, верь мне.

А дальше мы просто смотрели на дождь. Тяжелые грозовые тучи затянули все небо. Порывистый ветер ничего не мог с этим поделать сколько не бился, его усилий хватало лишь на то, чтобы дождевые капли, подхваченные его порывами летели нам в лица. Начинало смеркаться, а мы все наблюдали за тем, как пузырится вода в растущих лужах. И хотя вечерняя прохлада уже давно гнала нас к приветливому огоньку, мы не торопились, наслаждаясь моментом. Моментом единения наших душ, когда были не нужны ни поцелуи, ни жаркие объятия, когда было достаточно просто быть рядом и молчать, становясь просто ближе.

Потом я уговорил ее идти спать, а сам, превозмогая боль сидел у огня, стараясь даже не смотреть в ту сторону, где, положив голову на дорожный мешок, завернувшись в походный плащ спала женщина, изменившая мою жизнь, изменившая меня, сделавшая меня сильнее и смелее. Показавшая мне, как близко порой рядом с нами ходит любовь, возвышенная и прекрасная. И сумевшая доказать, что ни один запрет и никакой самоконтроль не смогут нас однажды уберечь от ее нежных прикосновений, после которых наступает совершенно другая жизнь, жизнь, которой я не знал.