Саймон Грин: Восход Синей луны [litres]

Единорог быстро подошел. Руперт протянул руку, крепко ухватился за стремена, медленно поднялся на ноги и устало прислонился к боку животного в ожидании, пока утихнет боль.

Единорог обеспокоенно взирал на хозяина. Принц Руперт был красивым, высоким молодым человеком, лет двадцати пяти, но в данную минуту он выглядел лет на двадцать старше. Его кожа приобрела сероватый оттенок, глаза лихорадочно блестели. Он был не в состоянии ехать верхом, но единорог знал, что гордость заставит Руперта через силу взобраться в седло.

– Руперт… – сказал единорог.

– Чего?

– Почему бы тебе не пройтись немного пешком? Ты же знаешь, я неустойчив в грязи.

– Да, – отозвался Руперт. – Это неплохая мысль. Так и сделаю.

Он протянул руку и взялся за уздечку. Голова его устало свешивалась на грудь. Медленно и осторожно единорог провел его мимо неподвижного кокона, уводя глубже в дебри Чащобы.

Два дня спустя Руперт уже в седле быстро приближался к границе между Чащобой и Черным лесом. Боль почти прошла благодаря мешочку с травами, который ему насильно всучил перед отъездом придворный астролог. Раны на лице принца, похоже, быстро затягивались. В конце концов Руперт даже повеселел.

Предполагалось, что он должен убить дракона, но, по правде говоря, никто этого дракона никогда в жизни не видел, хотя в легендах об этих страшилищах говорилось довольно много. Руперт разочаровался также и в легендах: ему казалось, что в них уделяется слишком много внимания доблести и славе, но не содержится ни одного совета, как победить того или иного врага и остаться при этом в живых. «Ты победишь, ибо помыслы твои чисты и благородны» – не слишком-то помогают такие заклинания, когда идешь на дракона. «Держу пари, что он огнедышащий», – удрученно подумал Руперт. Принц как раз раздумывал над тем, как бы поскорее вернуться домой с почестями, но с наименьшими потерями, но тут заявил о себе его мочевой пузырь. Руперт вздохнул и направил единорога к обочине. О таких вещах менестрели в своих песнях не упоминали.

Он торопливо принялся колдовать над сложной системой застежек. Принц успел вовремя и, оросив ствол ближайшего дерева, громко присвистнул с чувством глубокого удовлетворения. «Если в моем питании в самом скором времени не появится должного разнообразия, – подумал принц, – я окажусь единственным в своем роде героем с вечно расстегнутой ширинкой».

Покончив с одним делом, Руперт принялся стаскивать с себя доспехи. Он только потому таскал на себе эти проклятые железки, что был уверен: так положено. «Дурацкая традиция», – подумал Руперт. По мере того как он сбрасывал одну за другой детали своей амуниции, настроение его улучшалось. Доспехи падали в придорожную грязь. Подумав немного, он решил оставить подбитые стальными гвоздями башмаки. «А вдруг мне понадобится кого-нибудь лягнуть?» Наконец, облаченный лишь в кожаный камзол, штаны и свой лучший плащ, Руперт почувствовал себя в первый раз за многие недели гораздо комфортнее. Но, надо признаться, и гораздо уязвимее. «Даже если мне и дальше будет сопутствовать удача, все равно придется держать ухо востро».

– Ненавижу траву, – мрачно заявил единорог.

– Тогда почему ты ее ешь? – спросил Руперт, пристегивая меч к поясу.

– Я голоден, – ответил единорог и продолжал с отвращением жевать. – А поскольку мы уже много недель лишены цивилизованной пищи…

– А чем тебя не устраивает трава? – мягко спросил Руперт. – Лошади все время ее едят.

– Но я не лошадь!

– А я этого и не говорил…

– Я чистокровный единорог и заслуживаю соответствующего ухода и внимания. Я люблю овес, ячмень и…

– Где ж их здесь возьмешь?

– Ненавижу траву, – повторил единорог. – Меня от нее раздувает.

– Попробуй чертополох, – предложил Руперт. Единорог сурово поглядел на него.

– Неужели я похож на осла? – угрожающе вопросил он.

Руперт отвернулся, чтобы скрыть улыбку, и тут обнаружил дюжину гоблинов, которые безмолвно выступили из тени и перекрыли им дорогу. Не более трех футов в высоту, тощие, остроухие, они были вооружены короткими ржавыми мечами и ножами с зазубренными краями, как у мясников. Неуклюже сидевшие на них бронзовые и серебряные латы были, несомненно, с чужого плеча, а противные ухмылки гоблинов явственно свидетельствовали о том, что случилось с прежними владельцами этих доспехов. Руперт вытащил свой меч и бесстрастно посмотрел на гоблинов. Те тоже обнажили оружие. Прошло несколько минут, но никто не пошевелился.