Андрей Миколайчук - Приставы богов

— Нет. Проиграете — все пойдете ко мне слугами, выиграете вот еще три золотых.

Он бросил монеты на стол.

— По рукам! — сказал Колин. — Следи за тем, чтобы у нас были деньги, а мы будем служить пока не отыграемся!

Его товарищи молчали, не в силах оторвать взгляд от золота.

Зуав опрокинул стаканчик, не придавая значения озвученному условию.

Он твердо решил собрать себе войско и захватить соседнюю территорию.

Отдельное жилье вероятно было проблемой и в его прошлой жизни. Подробности память не выдавала, но Зуав был абсолютно уверен в ценности подобного приобретения.

Он не имел никакого представления о том, как это работает, по правилам, бог не был обязан ни в чем разбираться, а руководствовался только собственным желанием.

Устройство небес, все эти офисы, конторы, натолкнули Зуава на мысль, что конкуренты у него не шибко расторопные, раз вместо того, чтобы захватить землю только и делают, что дерутся и развлекаются.

Игроки не выглядели воинственно, что с местных забулдыг взять? Но на безрыбье… как говорится и рак — рыба.

Кубики были из слоновой кости, очень аккуратные, практически идеальные. Выпало две шестерки.

— Мы твои слуги, заплати нам!

Сказал Колин. Он собрал кости в стаканчик и бросил снова.

В этот раз выпала девятка — шестерка и тройка.

Зуав выбросил двенадцать.

Колин повторил.

— Мы твои слуги, заплати нам!

После пятого броска Зуав заподозрил неладное.

***

Игра подействовала на Босха успокоительно. Он уснул, еле-еле скрестив руки на груди, спрятавшись в тени угла.

Колдуну снился сон. Он сидел на берегу с подругами и громко смеялся, обсуждая купающегося юношу. Босх почувствовал непреодолимое желание броситься за ним в воду, но вдруг узнал Зуава. Прекрасный бог своим сексуальным обликом вытравил из черствого, мужского сердца колдуна сомнения. Босх перестал стесняться собственной сущности.

— Я мужчина в женском теле, — прокричал он девицам, а те ответили, — Мы твои слуги, заплати нам!

Босх открыл глаза. Прекрасный Зуав сидел рядом, задумчиво глядя в пустоту, он колотил кости в стаканчике, решая, что делать дальше.

Босх положил свою руку ему на плече и прошептал на ухо.

— Включай бога, иначе это навсегда — таверна волшебная, отсюда нет выходу никому кроме небожителя.

Откуда Босх получил подобную информацию, он сам не знал, но увидел, как на посохе Зуава вспыхнули и погасли руны.

— Ясно. Я снова бог, почитайте и поклоняйтесь мне.

Все люди в таверне упали ниц. Зуав услышал топот коленей и увидел, как все посетители сгруппировались вокруг стола полукругом. Он поставил стаканчик горлом вниз.

— Я запутался, — обратился Зуав за помощью к колдуну.

Босх вылез из-под стола, где он, как и все, уже стоял на коленях.

— Насколько я понял, вы хотите приобрести слуг.

— Завербовать,

Поправил Босха Зуав.

— Так, а девка зачем?

— Маркитантка, в обозе пойдет, моральный дух поддерживать будет.

— Значит война?

— Типа того, — ответил Босху Зуав.

Война сильное слово. Память неожиданно выбросила кучу искр, как будто черкнула обо что-то бортом, несясь на огромной скорости. Это были стоны и крики, черный дым и подмерзшая, дорожная канава. Картинки быстро менялись. Единственно, что Зуав понял, изображения не имели никакого отношения к окружающему миру.

— Эти хитрецы не лыком шиты. Условия выбили себе, что надо.

— Так я же бог, — напомнил Зуав.

— Они свободны выбирать себе бога — свобода совести.

Словосочетание было очень знакомое и совершенно не вязалось ни с грязными мордами окружающих людей, ни с архаичным видом таверны.

— А почему баба — корчмарь? Где мужик?

Клара, неожиданно достала из подола гитерн, и стала, сосредоточенно щипая струны, петь песню о проклятом корчевнике.

Судя по тексту, с таверной и правда было не все в порядке.

Корчмариха, в прошлом была прекрасной девой, любимой дочерью правителя царства Клетов, то есть царевной. Полюбила она прекрасного юношу — простолюдина, который трудился в семейном бизнесе, подавал вино в корчме, и ухаживал за лошадями постояльцев. Родители были против их любви, потому что «гусь свинье не товарищ». Влюбленные, наплевав на традиции, тайно обвенчались. Взбесившийся царь, в гневе проклял свою дочь и послал стражу развалить корчму.

Корчевник узнав о грозящей опасности — заплакал, потому что таверна была ему дороже сына, это было дело всей его жизни.

Дальше пошли куплеты о том, как старик любил золото, вкусную еду, как он пользовался уступчивостью жен пьяниц, спускающих все свои сбережения в таверне.