Дмитрий Колодан - Мю Цефея. Шторм и штиль

— А вроде развеивается уже, да?

— Нет.

Юрка вздохнул, снова вытащил из кармана ключ и тут же, опомнившись, убрал.

— А может, по периметру все-таки, а? — неуверенно спросил он. — Сколько мы здесь просидим еще?

— Глупо, — отрезал Нигдеев. — В любой момент рассосется, это не может быть надолго.

— Это уже долго, — тоскливо проговорил Юрка, пялясь в молочную белизну, и Нигдеев с отвращением прикрыл глаза.

Звяк. Звяк. Ватная тишина, настолько глубокая, что, казалось, заложило уши.

— Слышишь? — прошептал Юрка, и Нигдеев настороженно выпрямился. — Кто-то ходит…

Теперь он слышал: близко и в то же время как будто издали, из-за непреодолимой стены тумана. Едва уловимый хруст веточки. Почти неразличимое хлюпанье воды, выдавленной из мха чьей-то ногой.

Нигдеев потянулся за ружьем и медленно поднялся на ноги. До рези в глазах всмотрелся в туман.

— Эй! — рявкнул он изо всех сил, и туман жадно сглотнул звук его голоса. Нигдеев перестал дышать, даже не вслушиваясь — кожей пытаясь ощутить вибрацию, быстрый топоток убегающего животного.

— Слышишь что-нибудь? — спросил Юрка.

— Показалось нам. — Нигдеев опустился на колени и сгреб расползшийся мох под пакет. — Медведь бы так дунул — глухой бы услышал…

— А может, не медведь.

Нигдеев молча покрутил пальцем у виска и неуклюже приземлился на свое сиденье. Человек бы ответил… да нет, человек, если бы и оказался сейчас на плато, не стал бы бродить по болоту на ощупь. Не медведь, не человек — значит, показалось.

Звяк. Звяк. Звяк.

Нигдеев застонал.

— Может, это ёкай, — вдруг сказал Юрка с идиотским смешком. — Ну, эта хрень японская, типа привидения. Может, они оставили…

— Больной, вы на меня своих тараканов не стряхивайте, — вяло отозвался Нигдеев, и Юрка слабо хохотнул.

Не в силах больше смотреть на его глупую физиономию, Нигдеев встал. Переступил с ноги на ногу, разминая затекшие подошвы, и осторожно шагнул в туман. Естественная брезгливость требовала отойти подальше, но он не мог пересилить себя: казалось, еще шаг — и он никогда не найдет ни каменистый бугорок, ни ружье с рюкзаком, ни Юрку, тревожно сверлящего глазами его спину. Нигдеев взялся за молнию штанов и понял, что приятель и не собирается отворачиваться. Раздраженно передернув плечами, он шагнул вниз, стараясь запомнить каждый камешек, каждую трещину, каждую веточку брусники. Шагнул еще раз.

Каменистый склон ушел из-под ног, и Нигдеев полетел сквозь пустоту. Как глупо, успел подумать он, как же глупо.

Белизна тумана стала ослепительной и сверхновой взорвалась в его голове.

Звяк. Звяк. Звяк. Сознание и забытье сменялись волнами, неотличимые друг от друга, — два белых ничто, вся разница между которыми заключалась в этом звуке. Погребенный под туманом мир, лишившийся дыхания, по-прежнему был пуст, и единственным движением в нем было призрачное шевеление Юркиных пальцев. Единственным звуком — звяканье ключа о камень. Нигдеев не знал, сколько плавал между мирами; в конце концов та реальность, в которой раздражающе звякал ключ, оказалась внизу, и он медленно осел в ней, как камень, опустившийся на дно.

Голова раскалывалась; правое колено казалось огромным и горячим, как выброшенный из жерла вулкана булыжник. Стоило пошевелиться, и ногу пронзила боль; Нигдеев зашипел сквозь зубы и выругался.

— Наконец-то! — воскликнул Юрка. — Я уже думал… Ну ты даешь, а? На ровном месте! Там ямка была, ну с тарелку глубиной, ей-богу, так ты через нее… ф-фу-ух-х-х, ну, напугал!

Нигдеев завозился, садясь. С силой потер лицо.

— Долго я?

— А не знаю. — Юрка помрачнел и снова выпустил из пальцев ключ. Звяк. Нигдеев содрогнулся. — А как ты думаешь, сколько времени? — с детской надеждой спросил он. — Я вот думаю, может, еще даже часа нет. И вроде развеивается уже, да? — Нигдеев скептически хмыкнул. — А то я Ленке же пообещал, а сам здесь сижу. А она там ждет. Она даже не орала на меня сегодня, представляешь? А я тут…

Нигдеев прикрыл глаза. Воображение снова разыгралось: теперь он видел, что женщина, стоявшая у слепого окна, такая же мертвая, как ветер. Туман задушил ее, и теперь она лежала в заброшенной японской землянке, обнимая ребенка со злым напуганным лицом и желтыми глазами…

Нигдеев резко вздернул голову, стряхивая тяжелую дремоту. Юрка все бубнил:

— Знаешь, пока ты валялся, опять кто-то ходил. Серьезно, я четко слышал, аж за ружье схватился, мало ли, потапыч обнаглел… — Он посмотрел на бесполезные часы. — Я ей сказал: ты, главное, глупость эту забудь. Это он тебя доводит нарочно, я приду — поговорю с ним по-мужски, мигом свои капризы забудет. В кино сходим, развеешься, там фильм с этим… Ален Делоном, он ей нравится, потерплю, раз такое дело. Обещал к семи быть, как штык… Слушай! — Он вдруг насторожился и перешел на шепот: — Опять кто-то ходит…