И двигалась она гораздо быстрее, чем двигается выбирающийся на свет ребенок, и гораздо быстрее, чем должна двигаться звезда. Ее масса была достаточна, чтобы гравитационные волны разошлись, искривляя пространство. Захлестнутые этой волной, задрожали на своих невидимых нитях соседние светила, недовольные таким соседством.
Здесь ничего не должно было быть. Никогда.
Звезда понеслась сквозь пустоту. За ней, как послед, выдернулась из бесконечного ничто горсть планет. Их было пять — кипящий газовый великан, маленький мертвый выжженный каменный шарик, покрытый пустынями и практически лишенный атмосферы третий брат. За ними следовали две сестры. Одна, побольше и поближе к своей матери-звезде, по всем астрономическим правилам должна была обладать плотной атмосферой и большим количеством воды. Но она была выжжена и оплавлена.
Правда, только с одной стороны. С другой, если бы кому-то пришло в голову оглядеть уцелевший континент, он увидел бы циклопические сооружения, для появления которых несомненно требовались манипуляторы гуманоида.
У пятой была и атмосфера, и гидросфера. Океаны омывали острова и скалистые континенты, на которых трепетали ветви призрачных лесов. С каждым мигом путешествия звезды по пространству леса становились все более плотными, все более осязаемыми, все более материальными. Если присмотреться внимательнее, то и здесь пытливый наблюдатель обнаружил бы сооружения, однозначно свидетельствующие о том, что и этих океанах когда-то зародился разум, выполз на сушу и миллионы лет спустя установил нечто в приполярной пустыне северного полушария. Менее огромное, чем на планете-соседке.
Но более эффективное.
Зловещие огромные дуги уходили глубоко внутрь планеты и вздымались к пределам атмосферы. А в далеком и теплом экваториальном лесу проступил в реальности храм. Когда-то скульптор вырезал его прямо в скале. На стенах храма плясали, сидели, склонялись над микроскопами, занимались любовью в причудливых позах, ели и читали книги искусно изображенные слоны.
Свет больной звезды озарял храм и слонов на его стенах, сплетающихся то в любовном объятии, то в смертельной схватке. На бледном небе плясали созвездия, сменяясь слишком быстро.
Но слоны, изображенные на стенах храма, не были единственными обитателями этого места.
1
— Мели! Мели! — скандировала толпа.
Лица людей сливались в одно — обожающее, восхищенное. И ее собственное лицо тоже смотрело на нее со всех сторон. Фанаты распечатывали постеры к фильму, рисовали ее портреты собственноручно — иногда попытки были умилительными, а иногда весьма высокохудожественными. Мелисанда Марримит, молодая актриса с Пэллан, только что получила высшую премию киноиндустрии — «Золотую ветвь». Теперь она пыталась попасть из конференц-холла, где проходило награждение, к себе в гостиницу. Охранники расчищали дорогу с помощью нейтронных хлыстов — их прикосновение не приносило никакого вреда здоровью, но вызывало непреодолимое желание убраться с пути.
Мелисанда ослепительно улыбалась, чувствуя, как сводит мышцы, помахивала «Золотой ветвью» и радовалась тому, что автограф-сессия уже закончилась. Она полностью вложилась в этот проект — «Реки, текущие в никуда», кровавую историческую драму с элементами фантастики. Год упорной работы, съемки, капризы режиссера, тягостное, муторное ожидание, пока главы гильдии кинематографистов выносили свое решение, — теперь все это было позади. Мелисанда просмотрела все картины, которые номинировались на «Золотую ветвь» в этом году, — и холодно признала, что их фильм был лучшим. Если бы приз дали не ей, это было бы очень странно.
По идее, теперь она должна была закатить вечеринку дня на три, чтобы как следует отметить достижение. Но она намеревалась завтра покинуть Таиж, планетку-курорт, где собралась в этот раз гильдия кинематографистов. И дело, что вело ее прочь отсюда, было для Мелисанды ничуть не менее важным, чем «Золотая ветвь».
«Пойдут сплетни, — думала Мелисанда. — А, ладно. Я — звезда и имею право на причуды».
Она улыбнулась, на этот раз искренне, и попыталась расписаться на протянутой ей банке из-под пива. Какой-то особенно решительный фанат все-таки смог пробиться через заградительный кордон. И тут она узнала его. И поняла вдруг, что Форс вовсе не протягивал ей банку для автографа. Он словно бы пытался защититься… отгородиться от нее. Ничего удивительного в том, что она не узнала его сразу.
Читать дальше