Сергей Беляков - Мю Цефея. Цена эксперимента

Влад поднялся на ноги, счищая с коленей траву и приставшую грязь. Тьма на небе сгущалась — черными вырколачьими спинами, кои делались все многочисленнее. Высосанное досуха их неистово-жадными ртами, солнце погасло и скрылось за черной вершиной горы. И вырколаки завыли, заскрежетали зубами в накатившей ночи, и от протяжных стонов, от гулкого рычания их — содрогнулась луна, щербатая белая кость, вырколачья игрушка.

Влад слепо нашарил поводья в густой, нарастающей тьме. Вскочил на коня, отдаляясь от пахнущей мертвой травою и кровью земли.

Луна стыла в небе, надкушенная вырколачьим клыком. И звезды звенели ей пронзительно-тонкими голосами, и поскрипом жалились ветру деревья, а потом — Влад уловил между них, в отдалении, хрусткий цокот копыт, и рука его вскинулась упреждающим жестом — тем, кто все еще следовал с ним.

— Османы рыщут вокруг, чтобы добить уцелевших, — произнес он, взирая сквозь непроглядную тьму, глубокую, как небесный бездонный колодец. — Будем же наготове и не позволим застать себя без защиты!

Черные, ветром скрипящие ветки раздвинулись, зло, недовольно кряхтя, выпуская на залитую луной поляну взмыленного, храпящего жеребца и всадника на нем, мотающегося на седле в изнеможении.

— Влад… Вырколак тебя раздери, что за встреча! — донеслось удивленно с седла. — Вот уж не ждал тебя встретить здесь, в этом чертовом месте, пожравшем все наше Ватиканом благословленное войско… Где, дракон его забери, были эти благословения, когда османы разбили нас в пух и прах? Где молитвы папские заблудились, когда пал король Владислав? А ты отчего-то живой… — Голос всадника брызнул холодным презрением. — Впрочем, понимаю я отчего. Не стал ты биться тогда в полную силу, для вида лишь с корпусом Карака-бея схлестнулся, а после — людей своих с поля боя увел, дабы соблюсти договоренность с султаном! Трус! Предатель и трус!

Влад сдержал на языке готовые невозвратно сорваться проклятия.

— А разве не опрометчивость твоя была причиной поражения нашего, друг мой Янош? — с холодным, лунным спокойствием выронил он. — Зачем, не дожидаясь подмоги, двинул ты полки свои в бой, королевскому велению подчиняясь? Будто не знал ты, опытный, умудренный в боях полководец, чем грозит такая опрометчивость!.. И да — тебя-то ведь тоже я среди павших не вижу, — добавил он со смешком.

Луной озаренное лицо Хуньяди помстилось Владу изжелта-белым, выпитым ночью до дна, точно морда стригоя, подлунной нежити, оживающей лишь в густой темноте. Кровью налитые, толстые губы Хуньяди шевельнулись беззвучно, то ли в проклятии, то ли — в нечистой, запретной христианину молитве, и — осыпая собою хрупкие бледные звезды, с небес скакнула к нему чья-то черная длинная тень.

— Вырколак! — ропотом пронеслось за спиною у Влада. — Небесная нежить, что пожирает луну и закатное солнце — до углями дымящегося ободка! А одолеть ее только колокольным звоном возможно, да святою водой… Свят-свят-свят!

Влад спешился. Ночь делала движенья его замедленными и неповоротливыми, темнила, путала, звездами серебрилась в глазах. Влад шел и шел, по плечи утопая во тьме, и ровное дыхание зверя было ему проводником на пути.

— Ночные дороги пустынны и зыбки, — сказал он зверю, касаясь ладонями шерсти его, холодной, как снег, как сама смерть, — а ты голоден и устал. Но я не боюсь тебя, адский посланник. Я родился в субботнюю, черно-грозовую ночь, когда сам Михаил-архистратиг поднял свое воинство против бесов нечистых… — Влад почесал вырколака за ухом, и, вывесив до земли красно-кровавый язык, вырколак заурчал. — Ты знаешь, он победил, хотя ангелов было меньше, чем противников их… раза этак в четыре или в пять раз… неважно…

Скуля, вырколак опустился на спину, открыв небесам бледно-белое, шерстью заросшее брюхо.

— И бесы покорились ему, — продолжал Влад, — и вырколаки, на коих ездили по небу бесы… К ним возвращайся, тебя уж, наверное, заждались! — Он хлопнул рукою по мокрому от росы вырколачьему носу, и, яростно взвыв, вырколак обратился смолою клубящейся тенью, туманом поплыл по траве, обнимая древесные корни, со свистом вознесся в луной озаренное небо.

Хуньяди тронул коня.

— Ну уж нет. — Влад взялся за поводья. — Куда это ты хочешь уехать, друг мой Янош? В ночи одному так темно и опасно. Повсюду рыскают османские воины, добивая избегнувших смерти на поле брани… Воспользуйся лучше гостеприимством моим. Мой отряд проводит тебя в Тырговиште с великим почетом…