Снежана Альшанская - Полюбить бездушного [СИ]

Придется оставить платье, косметику и все остальное, что не особо нужно в плавании. Жалко, конечно, но вернусь — заберу. А с первого же жалования куплю в Киренаке новое. Мне всегда нравились их цветастые фасоны, жалко, что у нас такое не найти.

Выглядываю в окно, под которым располагается просторный и почти пустой двор Академии. Ковер из опавшей желтой листвы покрывает узкие мощенные камнем аллейки, лавочки, на которых собирались студенты после занятий, треугольное поле для спортивно-магических состязаний. Начинается легонький, моросящий дождик. Лишь Древо Духов выделяется из осеннего пейзажа.

Оно не отбрасывает тени. В его полупрозрачной листве отражается две спиральные радуги из мира, принадлежащего не нам. Листья двигаются сами по себе, не повинуясь ветру. Иногда в них можно увидеть что-то совсем чуждое. Созданий из того мира, сюрреалистические пейзажи обратной стороны мира, и даже будущее. Когда-то давно я видела там человека. Высокого, темноволосого красавца, стоявшего на палубе корабля. Не знаю, кем он был, но я чувствовала, что мы с ним близки. Он показался всего на минуту, а потом исчез. Надеюсь, это было будущее. Может, завтра в порту или на корабле я увижу его?

Становится немного холодно, и я закрываю окно.

Если повезет, буду находиться в теплых водах, когда пойдет первый снег.

Северный порт — грязное и неприветливое место. Везде сплошная серость, уныние и вонь. Покрытая слизью серая брусчатка блестит под ногами. От впивающегося иглами в кожу ветра меня всю трясет. Прикрываясь воротником от запахов и ветра, нахожу нужное мне место. К счастью, не опоздала.

Рядом сидит тощий, словно скелет, бездомный и просил милостыню. С невысоких зданий складов несет рыбой и отходами от чего хочется перестать дышать.

— Крабы! Свежие крабы! — бледная, как вампир, неухоженная женщина, одетая в грязное серое платье пытается перекричать ветер.

— Заморские сувениры! — подпевает ей худой мужчина с обветренным лицом.

— Дер-р-ржи во-о-ора! Он украл мои ча-а-асы! — распинается толстяк в темно-коричневом пальто, пока ребенок непонятного пола, обхватив позолоченную добычу, мчится в направлении города.

Воришка проскальзывает мимо чародея с длинной, черной бородой, проверяющего каждого входящего сюда и выходящего отсюда на чуму, от чего возле выхода скопилась внушительная очередь. Рядом с ним инквизитор с красным моноклем на глазу ищет в толпе практиков запрещенных видов магии.

— Он заражен! — вскликивает маг. — На карантин его.

— Чего? — отвечает невысокий мужчина в темном и грязном, как и все здесь, камзоле. — Я нормально себя чувствую.

— Заберите его!

— Что? Меня жена и дочь ждут…

Пара солдат с почти одинаковыми лицами, стоявших по обе руки от чародея, хватают зараженного и куда-то уволакивают. Тот громко кричит, сопротивлялся, роняет саквояж, из которого лицом в грязь выпадает искусно сделанная фарфоровая кукла. Не получит сегодня его дочь подарок, как и отца не дождется. С карантином в городе строго. Любого, кто хоть немного похож на зараженного, мигом отвозят куда-то за город. Оттуда никто не возвращается.

— Пустите меня! Я не заражен. Отпустите!

Но солдаты с каменными лицами, не обращая ни малейшего внимания на вопли, волокут его куда-то за склад.

Мне хочется вмешаться. Жаль человека. Хотя бы проверить его ауру самостоятельно, чтоб удостовериться в его болезни. Но если влезу — могу прозевать Люциуса Молте. Тем более проверяющему чародею, судя по виду, опыта не занимать.

К счастью, ко мне с проверками не приставали. Маги не подвержены заражению.

Отворачиваюсь, боясь поддаться желанию вмешаться.

Вижу пару десятков одетых в лохмотья грузчиков. Громко матерясь, они таскают мешки и ящики на склад. Один из них поскальзывается, падает, громко взывает от боли. Ящик ломается и из него сыплются контрастирующие со всем вокруг ярко-оранжевые апельсины.

Кто-то сразу же бежит собирать фрукты. Высокий, широченный мужик подходит к упавшему грузчику, смотрит на него свысока.

— Ты уволен! — говорит он.

Лицо грузчика выглядит так, будто ему только что вынесли смертный приговор.

— Мне семью кормить…

— Больше чтоб я тебя тут не видел.

Как бы не старался Архиепископ и Церковь Безымянного Бога, но разрухи, насилия, несправедливости и страданий все больше и больше. Их сил недостаточно чтобы справляться с этим. Как же от этого больно — принеся клятву бороться со всем этим, видеть подобную картину.