Ева Фёллер - Волшебная гондола [litres]

Сначала ничего не вышло, потому что моему айподу пришел конец. Он не пережил купания в канале.

И маски тоже нигде не было.

Вряд ли она могла выпасть из сумки, потому что молния была надежно застегнута. Но она все-таки исчезла.

Поначалу я вообще не пыталась это понять, просто решила временно списать все на магию. Вместо этого я обратилась к маме с другим вопросом:

– Что ты можешь рассказать мне о сложном мире парадоксов?

– У тебя жар? – Она подошла к кровати и положила руку мне на лоб. – Хм, он кажется мне довольно теплым. Может, нам все-таки стоит вызвать врача?

Я решила при случае просто поискать в «Википедии». На длинных объяснениях я все равно не смогла бы сейчас сконцентрироваться. На меня навалилась свинцовая усталость. Ее причина, несомненно, была в том, что прошлой ночью я не спала. А предыдущей – спала лишь чуть-чуть. Затем мне пришло в голову, что это утверждение касается только моего собственного прошлого. А не настоящего. Действительно ли я так мало спала прошлой ночью? От размышлений об этом я устала еще сильнее. Так что я выбросила лишние мысли из головы и просто заснула.

Я проспала остаток дня, всю ночь и половину следующего дня, не просыпаясь. Мама потом сказала, что последний раз такое со мной случалось, когда я была еще ребенком.

На завтрак я съела десять тостов с «Нутеллой», выпила три чашки какао, а на десерт позволила себе гигантское мороженое, которое купила в соседнем киоске. Затем я спросила отца, можно ли воспользоваться его ноутбуком, чтобы быстро проверить почту.

Папа сидел за письменным столом в нашем номере и что-то печатал.

– Я почти закончил, сейчас пущу тебя. Мне все равно надо съездить в университет. Забрать заключение экспертизы.

Мое сердце забилось неровно.

– В университет?

Папа кивнул.

– Помнишь про тот исторический документ, о котором я рассказывал за ужином?

Я глубоко вдохнула.

– Тот документ, который мистер Бьярнигнокки нашел в руинах палаццо Тассини? Который ты послал в университет, чтобы исторический факультет проверил его подлинность?

Папа заметно удивился.

– Ты все отлично запомнила! Мама считает, что ты часто совсем меня не слушаешь, но тут она совершенно не права.

– Я хочу поехать с тобой, – сказала я.

– Куда? – удивленно спросил папа.

– В университет.

Секретарша по-английски попросила нас подождать в приемной. Через некоторое время она вернулась и провела нас в кабинет профессора, который дружелюбно поздоровался.

Дальше они разговаривали по-английски и употребляли столько терминов, что я ничего не поняла. К тому же, я тот еще полиглот.

У меня упало сердце. А вдруг разговаривать с Себастьяно окажется так же сложно?

Я как раз думала о том, как бы мне лучше всего спросить профессора, нет ли у него случайно ассистента по имени Себастьяно, но тут, к моему удивлению, коротко постучали в дверь, и в кабинет вошел Хосе. Впервые я увидела его в костюме двадцать первого века – совершенно непривычное зрелище. Только повязка на глазу выглядела так же, как раньше.

А затем меня ждало настоящее потрясение: вслед за Хосе в кабинет вошел Себастьяно!

Я с трудом удержалась от того, чтобы не вскочить и не броситься к нему. Взяв себя в руки, я сделала вид, будто мы никогда раньше не встречались.

Профессор по-английски представил нам вошедших:

– Это архивариус нашего факультета, синьор Хосе Маринеро де ла Эмбаркасьон, а этот молодой человек – мой ассистент, синьор Себастьяно Фоскари. Господа, это мой уважаемый коллега Иоганн Берг из Германии, а это его дочь Анна.

Мы вежливо обменялись рукопожатиями, но я, словно оглушенная, могла думать только о том, как хорошо выглядит Себастьяно, как безумно я в него втрескалась, и еще о том, что «Фоскари» – очень красивое и звучное имя. И о том, что я сойду с ума, если мы в ближайшее время не поцелуемся.

Хосе положил на стол документ в прозрачной папке. Я тут же узнала письмо, которое написала на чердаке монны Фаустины. Открыв рот, я слушала, как мужчины перекидываются терминами. Разумеется, опять на английском. Я поняла только малую часть, но речь шла о том, что о подлинности документа нельзя сделать однозначного заключения, поскольку за нее есть столько же аргументов, сколько и против.

На самом деле содержание разговора меня не слишком интересовало. В конце концов, я-то уже знала, что документ подлинный, ведь я сама изготовила его в пятнадцатом веке. Я лишь вслушивалась в голос Себастьяно. Он говорил по-английски с восхитительным итальянским акцентом, который звучал невероятно сексуально, слегка гортанно, с раскатистыми «р». Мое беспокойство по поводу возможного непонимания словно растворилось в симпатии к нему. Я могла бы слушать его часами!