Татьяна Белоусова-Ротштеин - Охотники за Кривдой

— Милава, мы не можем, — нервно зашептал дед, но Григорий Николаевич прервал их спор, резко распахнув дверь.

В просторном светлом кабинете вокруг «начальственного» стола толпились люди, одетые всё в том же славянском стиле. Знакомой Веле оказалась только давешняя Настасья Карповна, сидящая как раз за этим столом.

— Во избежание повторения несчастий… — как раз говорила Самсонова, когда они вошли, но тут же оборвала фразу. — О, наконец-то вы соизволили нас посетить!

— Старшина, — едва взглянув на нее, дед обратился к одному из мужчин.

— Хранитель, — «погоны» у того были пошире, чем у Светлова. Он кивнул и быстро приложил правую руку к сердцу. Велимир предположил, что этот жест означал у них отдание чести.

— В наш дом за порталом проник некий домовой. Мой внук преследовал его, случайно наткнулся на переходный камень в нашем саду и так оказался здесь.

Старшина что-то отметил в своих бумагах.

— У Вас что-нибудь пропало?

— Ничего, — спокойно ответил дед. — Судя по всему, он искал документы. Но я не держу за порталом важные бумаги.

— Вы там держали кое-что поважнее, — язвительно напомнила о себе Самсонова. — Точнее, кое-кого.

— Мой внук, действительно, ничего не знал о нас. — Панкрат Александрович, наконец, заговорил с ней. — И у нас на то имеется личное разрешение государя.

— Надо заметить, государь, когда давал сие разрешение, не знал о таких… особенностях! — припечатала Самсонова.

Дед никак не изменился в лице и снова обратился к старшине:

— Если у Вас сейчас нет ко мне вопросов, Вы можете осмотреть мой дом.

Старшина молча кивнул, слегка поклонился деду и Григорию Николаевичу и вышел.

— Я сам узнал об этом только сегодня, — вернулся к беседе с Настасьей Карповной дед.

Она оставалась все такой же невозмутимой:

— И государь узнает.

— Я переговорю с ним лично.

— Мой отчет будет у него в самое ближайшее время.

— Ну, не бежать же нам наперегонки! — миролюбиво усмехнулся дед. — Я только прошу Вас не обсуждать эту новость ни с кем, кроме своего непосредственного начальства.

Самсонова дернула подбородком. Насколько Велимир понял, такая просьба показалась ей оскорбительной.

— Это видела не я одна. У нас здесь гостит еще и представитель независимой печати, — последние два слова она произнесла с недоброй иронией.

— Ульян Степанович? — дед повернулся к еще одному мужчине.

Тот был одет менее ярко, чем остальные, и полосок на плечах не имел. Руку к сердцу тоже не приложил.

— Я репортер, конечно, но не до такой степени, — попытался он отшутиться в ответ. — Понятно, что дело серьезное. Но свидетелей полно, тут Настасья Карповна права. Можно не сомневаться, новость скоро дойдет до известного нам господина Хранителя Кривды. Если, конечно, он не знал обо всем заранее…

Велимир заметил, как при этих словах рука Панкрата Александровича дёрнулась и на секунду сжалась в кулак. Мальчику очень захотелось немедленно спросить, что это за известный им хранитель кривды и еще, что такое кривда? Но он сдержался, уж очень серьезные лица были у всех взрослых.

— Не надо называть преступника «господином» и «хранителем», — строго заметил молодой мужчина, стоящий ближе всех к креслу Самсоновой, — здесь вам не литературный вечер.

Ульян Степанович опять усмехнулся:

— Если слова отражают суть, то…

— Послушайте, — спокойный, но властный голос принадлежал самому старшему из собравшихся, человеку в серой, с черной вышивкой, рясе. У него была длинная седая борода, за которой на груди виднелся круглый золотой медальон. — Этот орленок уже вылетел из гнезда. Вопрос, кто и зачем его выпустил?

По его внешности и манере говорить Велимир предположил, что это, вероятно, местный священнослужитель.

Остальные на удивление примолкли. Но в комнате всё равно чувствовалось сильное напряжение. Веле даже показалось, что он видит в воздухе над их головами мелкие красные и золотые искорки. Впрочем, показалось ли?…

Первой нарушила молчание бабушка:

— Мы будем настаивать, — тихо, но твердо произнесла она.

Дедушка взглядом попросил ее не спешить, и обратился к внуку:

— Герой, подожди нас, пожалуйста, в коридоре.

— Но я…

— Это ненадолго.

Дубовая дверь плотно закрылась за ним, наглухо скрыв все звуки.

Велимир бессильно плюхнулся на лавку.

В коридоре стояла полнейшая тишина, так что он немедленно услышал громкий звон у себя в голове.

Как странно выходит, всю жизнь мечтаешь о приключениях, ждешь чего-то невероятного… А когда это невероятное на тебя вдруг сваливается, как кирпич на голову, ты только и можешь, что сидеть и непонимающе тереть макушку.