Светлана Гольшанская - Лесной царь [СИ]

Теперь Гед от защиты отказался, чтобы к людям вернуться, с ними жить и перестать бояться. Ведь ради кого-то тёплого и нежного, как Зофья, быть сильным и смелым настолько проще, чем только для себя.

Сгущались тени, демоны приближались, чувствовалось на лице зловонное дыхание и грозный рык. Шагала к нему смерть. Гед распахнул веки и вскинул голову, чтобы взглянуть ей в глаза. Уплотнялся туман, мерцали тени, росла, словно ткалась из марева, человечья фигура.

— Я знаю, ты здесь, — шипел Вестник.

Тёмные руки тянулись к Геду, но словно натыкались на невидимую преграду.

— Прими Мрак! Клянусь, ты не будешь знать ни горя, ни нужды. Никто не посмеет тебя обидеть! С чужими — хуже будет. Что с простолюдинами близорукими, которые не видят наш мир и не знают наших путей, что с мятежными колдунами в Норикии. Думаешь, они помогут тебе отомстить? Так тебе, как самому слабому, они и будут мстить первому, устаревшие и тщетные, доживающие свои дни в изгнании. Будущее — за нами. Выберешь нас — выберешь жизнь. Просто протяни руку.

Тёмная ладонь — над самой головой. Как Гед мог выбрать их, если жёг кожу серебряный медальон с выгравированной на нём горлицей? Как он мог забыть и предать матушку, что любила его так беззаветно? Ту, которую они убили, он убил — отец, потому что она отказалась предать? Гед будет помнить, даже если все забудут.

Он отмахнулся палкой, вскочил и пронзил ею тень, как мечом. Со свистом нанёс вертикальный удар, наискосок, горизонтально, ещё и ещё. Потянулись к нему демоны, оплели ноги змеи, схватили за руки невидимые твари, изломали палку. Сгущались тени, шептали в уши зловеще, соблазняли потаёнными желаниями. Боль стискивала голову, и казалось, не вздохнёт он больше, но вот вырвалось последнее, то, что Гед хотел сказать:

— Вечерний всадник придёт не мстить, а взимать долги и всем воздаст по справедливости. Я дождусь его и сделаю всё, чтобы победил он, а не вы. Брат мой, Ветер, помоги! Матушкино благословение, защити!

Дотянулись твари до серебряного медальона, что жёг кожу на груди. Вспыхнул он яростно белым светом, пронзил, порвал в клочья чернильные тучи. Визжала нечисть, бежала прочь из флигеля, только Вестник стоял непоколебимым утёсом, даже когда свет иссяк и на Геда навалилась тяжёлая отдача.

— Сколько ни бейся, а победа за нами будет, — усмехнулся он.

Костлявые пальцы почти касались лица, мертвецкий холод щупал щёку, тисками стягивалось сердце. Ноги подкосились, затылок врезался в пол — истёрся защитный круг из мела. Вестник наклонился, упал с головы капюшон, открыв чёрную пасть Мрака. Она — всё ближе, затягивала в бездонную лиховерть.

Прости, матушка!

Мягко шагали босые ступни. Затрепетал хрупкий лепесток свечного пламени. Зашелестела белая сорочка.

— Гедушка! — позвал нежный голос, так похожий на давно угасший — мамин.

Не ходи сюда, глупая, не смотри во Мрак!

Задрожала Зофья, но не остановилась. Обхватил её Вестник и разинул пасть.

— Уходи-убирайся, лихо чёрное злобное. Не отдам его. Меня забери, и жизнь, и душу, а его оставь! Он — свет, он — жизнь, люблю его больше себя и ничего для него не пожалею! Я верю и зажигаю в сердце свечу!

Вспыхнул огонёк, разгорелось свечное пламя и объяло Зофью целиком. С неё на Вестника перешло и синевой налилось. Отпрянул враг, с визгом на улицу кинулся и покатился по земле, сбивая огонь.

Запели соловьи, забрезжил первый рассветный луч. Истлел под ним Вестник, прахом развеялся Мрак.

Зофья упала, обессилев, на колени. В глазах ужас, безумие оттого, что увидела то, что видеть было не должно обычным, счастливым и светлым в своём неведении людям. Гед обнял её и прижал к себе.

Послышался шелест леса.

— Теперь-то ты понимаешь, как плохо вам с людьми будет? — спрашивала Ягиня.

Надо же, впервые за тысячу лет из Ирия выбралась.

— Нет, мы победили. Пускай даже всего одного Вестника, пускай его место займёт новый. Но мы сможем и снова.

— Но какова цена? — Ягиня ласково коснулась щеки Зофьи.

Её губы дрожали в бреду, глаза смотрели, но не видели. Она от страха лишилась разума.

— Сотри ей память! Сотри им всем, чтобы никто не помнил о Мраке. Я один буду хранить эту тайну, — попросил Гед.

— Ты обрекаешь себя на вечное одиночество среди людей, — испугалась Ягиня.

— Пускай это будет моей платой.

— Будь по-твоему, сын мой, как бы горька мне ни была твоя доля.

Богиня коснулась лба Зофьи. Её лицо расслабилось, тело обмякло, глаза закрылись. Она уснула. Вспыхнул зелёный полог лесного колдовства, изумрудной лозой оплели усадьбу узоры. Исчезло всё с петушиным криком, палой листвой на пороге обернулась Ягиня, унёс её ветер, как не было.