Светлана Гольшанская - Соколиный клич [СИ]

Нет, её смерти Микаш простить не мог, жить с этим не мог. Каждое мгновение он сам как будто умирал в жуткой агонии. Осколок Мрака, что поселился в его груди чернильным спрутом, способным вечность поддерживать тело сильного носителя, делая его неуязвимым для внешних ран. Но боль никак не унимал.

После перерождения Микашу казалось, что с него содрали всю кожу. От боли мутилось зрение, в ушах шумело, даже дышать толком не получалось. Самая мелкая искра эмоции вызывала приступы, когда он забывал себя от ярости и ненависти.

Предвестники Мрака повторяли — пройдёт, заживёт. Только первое время перетерпеть нужно. Но этого так и не случилось. До сих пор по ночам он выл от боли, раздирая в клочья подушки и перины.

В конце концов Микаш затянул конец своей связующей с Мраком пуповины так, чтобы остальным не передавались его чувства. Лицо спрятал за маской, чтобы его прекратили донимать расспросами, шушукаться за спиной, сомневаться в решениях. Толку от этого, если его воля всё равно была сильнее их вместе взятой?

Иногда он слышал Лайсве словно наяву, видел в толпе точёную фигуру, светлое, невероятно одухотворённое лицо, чувствовал запах. Перед глазами вставали воспоминания о той другой, бедной и полной лишений, но всё же гораздо более счастливой жизни, которую он потерял. Они манили зыбким миражом. Микаш знал об этом, никогда не шёл на него, но всё же в редкие моменты отдыха и одиночества растворялся в мучительно сладком прошлом. Как и сейчас.

Всего мгновение, и его снова выдернули в реальность, громко хлопнул дверью.

— Достаточно! Оставь нас, — приказал Микаш парикмахеру, не оборачиваясь.

Тот суетливо подправил выбившиеся из пука на затылке пряди и выскочил за дверь, будто за ним демоны гнались. Ещё и тумбу чуть не сшиб. Судя по звону в коридоре, обо что-то всё-таки споткнулся. Боги! С кем работать приходится…

— Я хотел поговорить, — подал голос Трюдо, бывший предводитель Лучезарных, а ныне помощник Архимагистра. — Можно?

— Ты уже говоришь, — пожал плечами Микаш.

— Поисковый отряд обнаружил мальчишку, отмеченного руной «тёрн», в Лапии. Дата и место рождения совпадают с тем, что вы указали. Дар необычайно сильный, истинный, хотя родители к Сумеречникам отношения не имеют.

— Ну что ж… — Микаш на мгновение задумался. — Доставьте его на Авалор, там я его посмотрю. Если он тот самый, отправим его на обучение в Констани, если нет, то тоже отправим на обучение в Констани. Сильных телепатов сейчас в обрез.

— Он ещё слишком мал и может не выдержать такого долгого путешествия. Даже Сумеречники забирали детей от матерей только на восьмой год, — возразил Трюдо, встав перед ним и заглянув в лицо. — Не лучше ли вам приехать к нему самому?

Что ж они такие настырные?

— Велика честь. Если мальчик — тот, кого мы ищем, то ничегошеньки с ним не станется. Такую заразу убить очень трудно. А если не он, так не стоит даже и время тратить на разъезды. Меня и так оторвали от переговоров с авалорским королём из-за этого нелепого бунта, который вы не смогли подавить собственными силами.

— А вы пришли и разметали их одним движением пальца, прямо великий Утренний Всадник.

Микаш сложил руки на груди и улыбнулся. Давненько его не отчитывали таким тоном.

— О том, что вы сотворили в Заречье, уже на каждом углу шепчутся. Неужели чтобы спалить мосты к своему прошлому, нужно было поджигать всю степь? Я понимаю, что дух возмездия алчет справедливости, но нельзя же так упиваться ненавистью и местью. Люди не потерпят подобной жестокости, особенно сейчас, когда Война за веру уже закончилась и орден Сумеречников пал.

— Позволь разъяснить, раз ты сам не понимаешь. Без народной поддержки бунт в Заречье не продлился бы так долго. Простые люди помогали бывшим Сумеречникам, несмотря на то что вы были с ними предельно мягкими и выполняли свои обязательства, уменьшив налоги и защищая от бесчинств. Они не поняли по-хорошему, посчитали нас слабаками. А слабаков здесь сжирают с потрохами при первом удобном случае. Бунтовщики тоже оказались слабы, что неудивительно, учитывая, что ими руководил необученный недоносок с весьма посредственным даром. Я даже в поход с собой не хотел его брать, настолько он был жалок. Но я — сильнее, мой маршал Комри научил меня всегда доводить начатое до конца, чего бы это ни стоило. После этой кары люди одумаются, поймут, что с нами шутки плохи. Ненавидеть будут не нас, а этих безумных бунтовщиков, которые навлекли на их землю столь суровую кару.