Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 1 [СИ]

Царствовала ночь. Полная луна венчала небо. Трещали костры, освещая путь и напитывая воздух запахом хвои.

Меж вековых дубов показался силуэт суженого. Высокий, широкоплечий — по стати ясно, что могучий воин и благородный человек. Такой же простоволосый, в длинной неподпоясанной рубахе. Мужественное лицо озарила улыбка. Столько восхищения и нежности было в ней, сколько я никогда не видела.

— Клянусь, что отрекаюсь от всех женщин, кроме тебя, и не возьму в постель другую, пока ты жива и даже после смерти, — сорвались с его губ искренние слова, которым нельзя было не верить.

Зашелестели листья, хрустнула сухая ветка, заставив отвернуться от суженого. В кустах затаился таинственный зверь, припал к земле. Белое пятно на всю морду походило на маску. Глаза полыхали синевой неба, горела рыжим пламенем шерсть. Зверь принюхался, выгнулся и зашипел.

Я обернулась. Растерзанные тела устилали поляну, а над ними возвышался мой суженый. Рубаха его, чёрная, сливалась с ночной мглой, а на спине и груди извивались угольные змеи. Он протянул руку и колдовским голосом прошептал: «Будь со мной, будь одной из нас!»

Огненный зверь взревел, разрывая паутину наваждения, и бросился прочь. Я следом, чувствуя, как мчится по пятам тёмное, страшное, злое. Оно не убьёт — захватит, выжрет сердцевину и заставит жить безвольной куклой.

Зверь нёсся вперёд. Я едва поспевала за ним. Зацепилась за корень и упала, разбив колени, подскочила и снова побежала. Сквозь тонкую ткань кожу студил мертвецкий холод. Зверь свернул с большой дороги на едва заметную стежку. Я боялась его потерять. Почему-то была уверена, что только он знает путь к спасению. Нависавшие низко ветки нахлёстывали по рукам, раздирали платье на лоскуты, вырывали клочья волос. Ноги уже не держали, по лицу текли слёзы, сердце грохотало, но я не останавливалась. Лучше упасть замертво, чем отдаться тьме. Быстрее! Впереди забрезжил просвет. Зверь замер у опушки. Спасение рядом?

Я едва успела остановиться на краю огромной пропасти. Из-под ног посыпались камни, потонули в пустоте, так и не достигнув дна. Противоположный край было не разглядеть. В вышине грозовые тучи доедали остатки луны. Сзади гудела мёртвыми голосами тьма, валила высоченные сосны, иссушая и разнося в труху, смердела тленом и гнилью и цвыркала-скрежетала, протягивая к нам щупальца.

Он был там, мой суженый, в самом сердце. Это он крушил и убивал всё живое, он был самой тьмой!

Огненный зверь затравленно метался вдоль обрыва, оборачивался на погибающий лес, рычал и продолжал кружить.

Тьма замерла в двух шагах. Суженый снова протянул руку и позвал меня по имени.

— Ты не тронешь зверя?

— Мне нужна только ты!

Я почти приняла тьму, когда зверь выскочил вперёд, обнажив клыки. Щупальца кинулись наперерез, но тут же загорелись. Вспыхнул чудовищный пожар, очищая мир от живых и тлена разом, но ни я, ни зверь уже не видели этого, растворившись в огненном зареве.

— Не осталось больше у Небесного Повелителя владений, чтобы наделить ими младшего сына, — заскрипел над ухом нянюшкин голос. — И приказал ему отец во всём подчиняться старшим братьям.

Я вздрогнула и укололась об иголку, воткнутую в растянутую на пяльцах ткань. Выступила кровь. Пришлось её слизнуть, чтобы не испортить вышивку, над которой я корпела весь последний месяц.

Надо же, заснула посреди бела дня. Да ещё на жёстком стуле в неудобной позе. Нет, нельзя подолгу за работой засиживаться, а то и не такая муть приснится. Так всегда отец говорил, когда я прибегала к нему в слезах после очередного кошмара. Мы не ясновидцы, наши сны не сбываются. Да и какое зло может угрожать за надёжными стенами родового замка, который охраняют доблестные рыцари из ордена Сумеречников?

В угловом камине потрескивали сосновые поленья, обогревая маленькую гостиную, в которой мы с нянюшкой дожидались Вейаса. Пока моего остолопа-близняшку учили фехтовать и пользоваться родовым даром — телепатией, мне приходилось вышивать и выслушивать наставления о хороших манерах и добронравии. А порой так хотелось сбежать в лес и насладиться свободой.

— Но младший сын был горд и вольнолюбив, — продолжала нянюшка, забыв, что я уже слышала это сказание, как и все другие, добрую сотню раз. Но мне нравились её истории. Они словно переносили во времена, когда мы с братом, совсем ещё крохи, трепетали от каждого слова и прятали головы под одеяла, если ветер завывал и бил в ставни.