Светлана Гольшанская - Нетореными тропами. Часть 3. Исход [СИ]

Лайсве разочарованно выдохнула:

— Что ты здесь делаешь, Петрас? Я тебя не приглашала.

Кузен повесил седло на деревянную ручку на двери и захлопнул денник.

— Как невежливо, я же всё-таки родственник.

— Я надеялась увидеть Вейаса, — Лайсве зябко обняла плечи.

Похоже, с приездом домой, вернулись и неприятности, которые, казалось, остались в далёком прошлом.

— Сама наивность! — хохотнул Петрас. — Ты правда думала, что он явится на твою свадьбу с помойной дворнягой? Или ты так и не догадалась, что он к тебе испытывал?

— Испытывал? — Лайсве сглотнула, припоминая последние дни с Вейасом. Она знала, но прятала это от себя, не хотела признавать. Неужели после стольких лет ничего не изменилось? — Что было, давно бурьяном поросло. Вейас — мой брат, и я никогда не перестану надеяться…

Петрас наступал, в ониксовых глазах полыхало вожделение. Нахлынули воспоминания: как больно было от грубых прикосновений кузена, как он грозился запереть и насильно женить на себе. Страшно и стыдно. Лайсве попятилась. Не хотелось ни мгновения оставаться с ним наедине. Но Петрас в один рывок отрезал её от выхода.

— Не такая прыткая стала? — ухмылялся он. — Взгляни на себя, брюхатая, наскоро замуж выскакиваешь, в отцовском замке, да ещё за кого? За дворнягу, который только и делает, что брезгует тобой и унижает прилюдно. А ведь могла бы ходить в мехах и золоте, быть хозяйкой Будескайска. Не жалеешь?

На его запястье не было свадебного браслета, он так и не женился. Ждал, что она приползёт к нему на коленях? Безумец!

— Ни капли, — холодно отрезала Лайсве. — По крайней мере, Микаш никогда не пытался брать меня силой. Он благороднейший из мужей, все его подвиги настоящие, а не только на словах, любовь искренняя и чистая, а не жажда обладания безвольным красивым камешком. Ты мне противен. Даже если бы ты был последним мужчиной в Мунгарде, я не вышла бы за тебя!

— А манеры-то все с дворнягой растеряла. Родишь такого и сама такой станешь. А он найдёт себе лучшую, молоденькую, принцессу. С его-то славой и покровительством авалорского регента ему все на шею вешаться будут. Ну же, оцени наконец подлинное чувство, — Петрас протянул ладонь.

— В тебе нет ничего подлинного и никогда не было, — Лайсве сложила руки на груди, защищаясь.

Время мчало слишком быстро. Её же ждали, надумывали Безликий ведает что, а уж Микаш… Но ведь она не стремилась ни обманывать, ни обижать его ещё больше. Просто хотелось увидеть брата в этот самый важный из дней. Неужели и это желание настолько неправедное?

— Оставь меня, иначе я всем расскажу, как ты склонял меня к близости против моей воли. Мы не на твоей вотчине!

— Да какое мне дело! — Петрас приблизил голову к её лицу так, что горячее дыхание обожгло кожу, обдало запахом пота. — Перекину тебя поперёк седла и увезу, пока никто не смеет вернуться за тобой по тропе невесты. А там… там меня уже не остановят! Твоего брата здесь нет, чтобы тебя защитить.

Петрас потянулся к её губам.

«Помочь?» — зашептал распахнувший ворота Ветер.

Кузен рухнул на пол, обхватив голову и визжа, словно по нему ударили мыслеклещами. Лайсве переступила через него и поспешила к выходу. У него не получилась даже прохрипеть проклятье ей вслед. Хорошо, что он не осквернил её своими мерзкими поцелуями!

«Спасибо тебе, мой другой брат, мой Ветер!»

«Будь счастлива, просто будь!» — шептал Безликий на прощание.

Лайсве бежала, но ноги путались. Накатывала такая слабость, что она едва не падала.

— Арсен! — позвала Лайсве, пытаясь отдышаться.

Целитель выскочил из замка и помчался ей навстречу.

Вдох-выдох, пускай мир перестанет кружиться, пускай у неё достанет сил!

— Вам нужно лечь и успокоиться! — Арсен подхватил Лайсве на руки и принялся вливать тёплую целительную силу.

— Нет. Нет! Я так ради этого старалась. Пожалуйста, только произнести клятву. Микаш должен услышать то, что я хочу сказать, — умоляла она.

— Хорошо, но сразу после — в постель, — наказал Арсен, вливая в неё всё без остатка.

Он довёл Лайсве до тропы, усыпанной белыми лепестками, и направился в замок. Она шла одна, потому что так решила сама, пускай даже весь мир был против. Но может не мир, а лишь люди, заблудшие и заблуждающиеся, а мир — вот он.

Едва тлели последние дни ведьминого лета. Ясное небо стало невероятно близким, ветер играл разноцветной листвой, пахло горечью надвигающейся зимы, прохлада продирала кожу. Вечернее солнце окрашивало замок, тропу и рощу в золото, делая торжество ещё более красивым. Самый лучший день в её жизни несмотря ни на что.