Екатерина Лесина - По ту сторону жизни [СИ]

— Я не думаю, что нам стоит спешить, — произнес дядюшка.

— Отчего же? — А вот Фердинанд был на моей стороне, вернее на своей собственной, но пока она вполне с моей совпадала. — У меня, между прочим, в университете дела…

— Можешь ехать…

— И оставить ее без присмотра? — Фердинанд преодолел расстояние, нас разделявшее, в два шага. Ноги-то у него длиннющие, что циркули. Пальцы перехватили руку, сдавили, крутанули… Перед глазами что-то мелькнуло, а дядюшка с немалым раздражением рявкнул: — Не крутись… стабилизация продолжается… и будет идти еще несколько дней.

Очаровательно.

— Или даже недель… данные рознятся, но сейчас ты весьма уязвима.

Я прикрыла глаза. Спасибо. Этого я не забуду.

— Поэтому постарайся не уходить далеко от… скажем так, центра…

— Какого центра? — поинтересовался Мортимер.

Но Фердинанд оставил его вопрос без ответа. Я выдержала долгий его взгляд. И позволила оттянуть себе веки и… в рот он, к счастью, не полез, хотя и желание испытывал. Я широко улыбнулась — клыки слегка выросли, это я и сама ощущала, но…

— И кровь… тебе нужна кровь… распорядись. — Он отступил, вновь сутулясь. — Лучше всего свиная… свиньи, как показывают последние исследования, наиболее близки к людям…

Тетушка Фелиция изобразила обморок. Это она зря…

— Прекратите паясничать, — строго велел дядюшка Фердинанд, разматывая тончайшую нить портативного анализатора. Камень на конце ее был прозрачен и прекрасен, что не укрылось не только от моего внимания.

— А ты, смотрю, стал многое себе позволять… — протянул дядюшка Мортимер, следя за движениями камня, что голодная кошка за мышью. Я прямо так увидела, как он напрягся, с трудом сдерживаясь, чтобы не схватить заветный камень.

Алмаз такого размера потянет…

— А ты не оставил дурной привычки заглядывать в чужой карман…

Тетушка застонала.

Я пристроила ногу на подоконник и, сняв белую туфельку на картонной подошве — и ничего мои ноги не отекли, могли бы и в шкафу поискать что приличного, — кинула ею в тетушку. Попала в лоб.

Тетушка с визгом вскочила и… замерла, определенно, не понимая, что ей делать дальше. А я… я показала язык.

— А может, она все-таки лич? — поинтересовался Мортимер, и в тетушкиных мутных очах вспыхнула надежда. Но ее я пригасила, скрутив красивый кукиш.

Даром, что ли, дедов конюх меня тренировал… Пригодилось вот.

— Личи не умеют разговаривать. — Дядюшка Фердинанд крутил нитку, заставляя камень вращаться, и тот вспыхивал то алым, то синим, то зеленым… интересно, это у кого здесь такой целительский потенциал, что мои токи забивает.

— Это, между прочим, научно не доказано, — пискнула Нинелия.

А я удивилась: неужели она читает что-то помимо «Голоса праведника»? Оно, конечно, толика правды в сказанном имелась. Небольшая.

Говорить личи не то чтобы не умели, скорее уж за последнюю пару сотен лет не находилось счастливчиков, которые бы встретили лича и остались целы. Как-то то ли на беседы тварей не тянуло, то ли прав был Дитрих Норбурнский, утверждавший, что речь есть дар божественный, присущий лишь существам душным, а потому являющийся основным признаком таковых, на коий надлежит опираться Церкви Светозарного и Инквизиции…

— Посмотрим, — произнес дядюшка, что-то черкая в блокноте. — Вызов уже отправлен.

— И когда ты успел? — Мортимер вытянул короткую шею, пытаясь заглянуть в блокнот. Это он зря. Я, помнится, после лекции стянула эту вот записную книжечку, то есть не конкретно эту, а другую, которую дядюшка носил при себе постоянно. Тоже надеялась полезненьким разжиться, но оказалось, что почерк дядюшкин столь замысловат, что родезские каракули Мертвых проще прочесть, чем его заметки.

— Еще вчера.

— Вчера? — Вот теперь Мортимер не скрыл своего возмущения. — Ты… выходит, ты знал?!

— Подозревал. Стихии были не стабильны.

Мортимер засопел. А на тетушкиных лицах появилось одинаковое выражение тихой злости. Конечно, скажи он вчера, что знает о моих коварных планах воскреснуть, мне бы тихо и мирно отрезали голову, избавляя мир и главным образом себя от нового чуда.

Никто бы ничего не узнал.

А если и узнали бы, в кодексе о профилактическом отрезании голов мертвецам ничего не сказано.

Спасибо, дядя, я этого не забуду.

— Ты… ты мог бы… слов нет!

Мортимер ушел, громко хлопнув дверью, а я, дотянувшись до блюда, забрала последнюю ягоду. Надо же, кислые-кислые, а пошли… Клубника, чтоб ее… Впрочем, если со взбитыми сливками и шоколадом… Я зажмурилась.