Александр Лепехин - Тень сумеречных крыльев [СИ с изд. обложкой]

Кажется, назревала вторая часть Марлезонского балета. Впрочем, огонь в ауре Обвальщика порывался укусить кого-нибудь лишь отдельными неуверенными всполохами. И не находил себе цели: вокруг больше не было врагов. А воевать пусть с малознакомыми, но каким-то чудом вернувшими сестру людьми… «Стержень, – покивала сама себе магичка. – Он же указующий перст. Как просто мы устроены, однако».

Со стороны Влтавы раздался громкий плеск. Начавшие понемногу придвигаться ближе остальные – как и Юлия с Никлаусом, как и Инквизиторы, – синхронно обернулись. И не менее синхронно озадачились.

Наверное, все они сейчас были готовы увидеть хоть ангела, хоть демона, хоть Бабу Ягу верхом на критике Латунском. Но критики – народ робкий вне основной сферы деятельности, а прочие сверхъестественные сущности были, судя по всему, слишком заняты. Поэтому вместо них пришел индеец.

Вик поперхнулся, ткнул указательным пальцем в сторону гостя и испустил сдавленный вопль. Ада, стараясь не выдать себя мимикой, мысленно окрестила это как «печальная самка крик» – вспомнив недавно прочитанную космооперу. Она тоже опознала гостя, просто ее лимит на изумление, похоже, исчерпался полностью. «Не менее шестисот лет назад», – как подсказывала жестокая память.

Ольгерд, обернувшись, нахмурился и, по-видимому, решил посмотреть на пришельца через Сумрак.

Зря.

Аура дельфина впечатляла. Это был какой-то упорядоченный взрыв, гармоничный вихрь, сдержанный шторм – всех возможных и невозможных цветов и оттенков. Становилось понятно, о чем говорила Эльза, рассуждая об «обмане смерти» и о «различиях»: существо перед магичкой было животным – от слова «живой». И не было Иным – по сути своей. «Неужели все мы, перестав быть людьми, технически просто мертвы?» – заплутавшая мысль скользнула по неокортексу и канула куда-то за грань сознания. Она была несвоевременной, и ее стоило думать потом.

Тахина-Кан кивнул всем, словно старым знакомым. Отдельно задержал взгляд на Викторе. Улыбнулся ему и заговорил:

– Было сказано . Человек, убивший в себе Свет – и решивший, что виновата Тьма. Его сестра, упавшая во Тьму – и впитавшая силу Света. Тот, у кого отобрали свою смерть, подарив чужую не-жизнь. Та, что заблудилась во времени, убегая от смерти по чужой воле. Тот, кто испугался перемен и запер себя в ставшем чужим доме. – Коричневый морщинистый палец указывал по очереди на Олега, на Эльзу, на Цатогуа, на Юлию, на Никлауса и, наконец, уткнулся в собственную индейца грудь. – Тот, кто ждал перемен в чужом мире и наконец дождался. Мы собрались.

– Это пророчество? – мотнул ушами бескуд, беспардонно сбивая пафос. – А шо нам за это будет? Ну, раз собрались – значит какая-то культурная программа должна наличествовать таки да. Или таки нет?

Раздались нервные смешки. Олег откровенно выматерился, а потом ойкнул и закрыл Эльзе уши ладонями. Ну, скажем так, попытался – та оказалась буквально на пару сантиметров вне досягаемости рук. И при этом ее собственные пальцы продолжали сжимать плечо брата. Ада решила не ломать над этим голову – ей и так хватало.

– Пророчество, – мерно покачал головой Тахина-Кан, ничуть не сбитый с толку шутовским тоном. – В котором ты, рыбак, пивший человеческую кровь и полюбивший сам Свет, значишь не меньше других. И не больше.

Цатогуа изменился в лице. Внутри и вокруг него словно что-то зашевелилось, задвигалось – какая-то великая тень с глазами, горящими не от великого голода, а от великой тоски. Оборотень, до того момента прикрывавший бок приятеля, резко отпрянул и зарычал.

– Что ты можешь знать о моей любви, древний? – Голос тоже изменился, стал низким, как дальние раскаты тающего с грозой грома. – Я тоже видел многое. Но ничто в этих моих видениях не могло вернуть мне Его. А я сам так и не ушел…

– «…В глубины посмертия; там мы с тобой и встретимся», – перебил индеец, и тысячи морщинок на его лице заострились. – «А когда придет этот час – многое переменится. Потому – не «прощай», рыбак Адир. А «до свидания» говорю тебе. Иди и не печалься».

Тень задрожала, заколыхалась, словно на ветру – хотя ветер как раз утих и не нарушал покоя на площади. Магичка готова была поклясться, что в глубине фигуры что-то блеснуло. Неужели слезы?..

Стоп, «рыбак Адир»? Андрей Первозванный? Первый ученик самого Христа?!

Все замолчали, подавленные значительностью и хрупкостью момента. Тут снова заговорила Эльза. Она обвела присутствующих лучистым, пронзительным взглядом, почти по-человечески улыбнулась и предложила: