Таисс Эринкайт: Рыцарь, куртизанка и алхимик [СИ]

Женщина закусила губу, но понимающе кивнула и, не сказав больше ни слова, ушла в дом. Оборотень равнодушно пожал плечами ей вслед и ушел, на ходу перекинувшись обратно в пса. Он напрасно проделал этот путь.

*******

"Максимилиан, прости, но я не смогла сохранить Иссу. Ее забрал у меня человек, навредить которому не в моей власти, но который запросто может уничтожить и меня, и всех моих девочек. Этого человека зовут Бертран Мейз, он алхимик. Живет в каком-то из фортов на западной границе. Максимилиан, прошу тебя, если это только в твоих силах, верни ее. Этот человек садист и убийца, я даже думать не хочу, что ждет девочку в его руках. Лин".

Судьба этого письма неизвестна по сей день. Возможно, оно до сих пор храниться где-то в архивах орденской канцелярии.

Месяц Листвы 1663 года от В.С.

Западная граница Аллирии, форт Давен

6

Утро стало кошмаром, довольно быстро вошедшим в привычку, но от этого не менее жутким. Каждый день начинался с того, что толком не проснувшуюся Иссу Мейз собственноручно оттаскивал в лабораторию и привязывал к лабораторному столу. О том, что следовало дальше, девочка предпочитала не вспоминать, но оно все равно возвращалось. За неполный месяц она столько узнала о боли и унижении, сколько многие не узнают за всю жизнь. А еще о ядах. О том, как какой называется, какова симптоматика отравления, какая дозировка считается смертельной… О да, она многое узнала о них, привязанная к столу и вынужденная слушать бесконечные монологи Бертрана, пока он испытывал на ней очередную отраву. Алхимик не любил тишины, постоянно наполняя ее единственным, что он готов был слышать вечно — собственным голосом.

Но этим кошмар не заканчивался. Он всегда походил сам на себя, в нем менялись лишь отдельные слова, но суть оставалась прежней. Это стало словно ежедневным ритуалом, оба участника которого были обречены выполнять одни и те же действия изо дня в день. И конца этому не было.

— Так-так, что тут у нас? Удивительно! Так, запишем, вытяжка красавки тоже не действует… — бормотал себе под нос Бертран, отвязывая Иссу, и в голосе его слышалось разочарование. — А ты чего тут разлеглась? Иди помойся, воняет от тебя…

Девочка сползала с лабораторного стола. Ее шатало, перед глазами все плыло. Она кое-как ковыляла до двери в уборную, чтобы там согнуться над тазиком и расстаться со всем, что осталось от ужина — завтракать ей Мейз никогда не давал. Завтра все повториться с точностью до деталей. Но сегодня все еще длиться.

Дальше следовали часы, которые она проводила словно в тумане, находясь под воздействием очередного яда. Долго отлеживаться алхимик не позволял, заставлял что-то съесть и привести себя в порядок. Также в ее "обязанности" входила уборка лаборатории и соседних помещений. Девочка привычно бралась за тряпку и скоблила полы. Монотонные движения позволяли хоть немного прийти в себя.

Когда в отработанном цикле неожиданно возникла пауза, Исса даже растерялась. В один из дней она привычно проснулась, и даже не сразу поняла, что не так. Мейз всегда приходил в одно и то же время, но сегодня от чего-то не спешил.

Пришел он только часа через два. Скрипнул, поворачиваясь в замке, ключ, свет небольшого фонарика осветил маленький чуланчик, в котором жила девочка. И снова ее поразило несоответствие — на алхимике, вместо привычной длиннополой рабочей мантии, был неброский дорожный костюм.

— Выходи, — распорядился Бертран, и девочка послушно вышла из комнатушки. Она даже на автомате свернула в сторону лаборатории, но ее остановил окрик: — Не туда! Иди наверх!

Ничего не понимая, Исса пошла, куда велели.

Все оказалось очень просто, но до затуманенного болью и алхимической отравой сознания доходило с трудом. Мейз уезжал. Ненадолго, всего на два дня. Позволив ей набрать себе еды на время своего отсутствия, он снова запер ее в подвале. Ну, или как он сам его называл, на лабораторном этаже. Хорошо хоть не запроторил снова в чулан.

Уезжая, мужчина выдал ей четкие распоряжения, что ей надлежит сделать и где убрать, но нарушение привычного монотонного цикла настолько выбило девочку из колеи, что стоило за ее спиной захлопнуться двери подвала, она обессиленно сползла по стене и вскоре уже забылась тяжелым сном. Когда она проснулась, голова была ясной и абсолютно пустой, дурман прошел, как не бывало. Она смогла встать, даже немного прибраться, выполняя распоряжение. И только в процессе привычных, однообразных действий ее внезапно отпустила та страшная апатия, которая навалилась на нее с тех пор, как она попала к Бертрану Мейзу.