Р Скотт Бэккер - Великая Ордалия

Всепожирающая страсть к наркотическому пеплу, подобно объятьям любовника сжимает и её душу. Но она всё равно не поддается на уговоры. Внезапная волна жара охватывает её и, к отвращению старого волшебника, она стягивает через голову и бросает наземь шеорский доспех, а затем начинает стаскивать подкольчужник. Её кожа, овеянная холодным ветерком, покрывается пупырышками. Она раздевается до нижней рубашки, из-за скопившейся грязи прилипшей к телу как мокрая кожа. В течение нескольких сердцебиений она чувствует холод, столь нестерпимый, как если бы её раздутый живот покрывала лишь змеиная шкура. Она опять не может сфокусировать взгляд, в глазах плывут багровые пятна. Затерянные леса Куниюрии кружатся вокруг неё, подобно волчку, уже готовящемуся остановить свой бег. Придавленная грузом бесчисленных тягостей, она лишь пытается поглубже дышать.

— Ты как… как себя чувствуешь? — внезапно раскаявшись, спрашивает Ахкеймион откуда-то из разливающегося над ней небытия.

— И он только теперь спрашивает. — бормочет она куда-то в сторону мальчика, которого даже не видит. Она расстегивает пояс и отбрасывает подальше ножны, как для того, чтобы посильнее позлить старика, так и для того, чтобы они не давили на живот.

Ахкеймион, наконец, расслабляется, усаживается, молча смотрит на неё, а затем, завернувшись в одежды из шкур, откатывается в сторону, сумев, к некоторому её удивлению, сдержать свой язык.

Глядя ему в спину, она отчего-то постепенно успокаивается.

Видишь, малыш? Я ношу тебя. ..

Она снова ложится, уступая своему истощению, отдаваясь прохладе, погружаясь в уносящее мысли забытье.

А ему приходится выносить меня…

Её клонит и, наконец, опрокидывает в какое-то подобие сна. Где-то у ночного горизонта бушует и вспыхивает молниями далекая буря….

— Что ты делаешь?

Голос Ахкеймиона достаточно резкий, чтобы прорваться сквозь её приглушенные чувства. Она выпадает из своего забытья. Несколько месяцев назад она просто поднялась бы, но теперь не дает живот, и она, цепляясь за траву, перекатывается на бок, как перевернутый на спину жук.

— Кирила мейрват дагру — произносит мальчик.

Ночь утвердила права на весь мир, сделав его своей добычей. Она видит старого волшебника, но скорее как некую форму, чем как четкий образ. Его рваный силуэт виднеется вроде бы неподалеку, но всё же на некотором расстоянии — в четырех или около того шагах от её ног. Она поворачивается к мальчику, сидящему, скрестив ноги, справа, рядом с ней. Его глаза сияют, взыскуют. Он, положив клинок плашмя на левое бедро, разглядывает её бронзовый нож — « Бурундук», который она умыкнула из сауглишской Библиотеки. А в своей крабьей ладони он держит…

— Эта штука… заставляет его… светиться — произносит мальчик на осторожном шейском.

Она замечает, что мальчик проводит хорой, что держит в правой руке, вдоль всей длины колдовского клинка. Отблески света ясно показывают и то, как он сгорбился, увлеченный увиденным чудом, и подчеркивают гротескную уродливость его искалеченной ладони и оттеняют невинность его юного лица.

Она рефлекторно бьет его, как бьют ребенка, что резвится слишком близко от открытого огня. Мальчик перехватывает её запястье без малейшего усилия или беспокойства. Как и всегда, в его взгляде читается не более, чем любопытство. Она выдергивает руку, напрямую тянется к его бедру, забирая Бурундук и свою хору. Одно яростное сердцебиение, она жалеет мальчишку, одновременно свирипея и раздражаясь.

— Нельзя! — говорит она ему, будто дрессируя щенка. — Нельзя!

— Нож, — говорит Ахкеймион, по-прежнему держась на расстоянии — из-за хоры, понимает она. — Позволь взглянуть на него.

Фыркнув, она перебрасывает нож ему. Она вдруг понимает, что всё это время старый волшебник был прав — им необходимо было всю ночь продолжать бежать прочь из этих мест. Её охватывает дрожь, она неловко вертит в руках хору, пытаясь убрать её обратно в мешочек. Ругнувшись, она садится на корточки и начинает водить рукой по земле, усыпанной листьями.

— Эмилидис, — с задумчивостью говорит старый волшебник хриплым голосом.

— Чего? — спрашивает она доставая хору из мешочка и вновь убирая её туда — к другой безделушке. Её зубы стучат. Она хватает свою золоченую кольчугу и натягивает через голову её шелковую невесомость. Кирри…. шепчет голос внутри её.