Тимофей Царенко - Утилизация (СИ)

Сумасшествие моего соратника имело органическую природу. В условиях оцифровки органические проблемы пропали, и теперь у Фауста появилась возможность со временем стать нормальным человеком, принять и осознать социальные правила, понять наконец, что такое хорошо и что такое плохо, попробовать на себе этические нормы.

Со временем, даже через сотни лет, Фенимор Астром мог стать почти нормальным человеком. Пока не встретил меня.

По удивительной иронии Марку, оцифрованному в тот же период, оцифровку осуществили по тем же причинам. Милосердие и забота. Вечное детство в мире бесконечных приключений.

Опять же, пока моей волей эти двое не встретились над небом умирающего города. Прописанные запреты для Фауста не сработали над вечным ребенком. Формально ему было за сорок.

Друзья Марка… Друзья Марка вышли из игры и с ними работают психологи. А купил себе право исправить ситуацию. Попытку исправить ситуацию. И сейчас, в темноте старого дома, окутанные живыми тенями, спали палач и его жертва. Спали, чтобы пришел я и дал каждому то, в чем он нуждается сильнее всего.

Забвение

Возрождение

Отмщение

Сейчас я действительно ощущал себя богом. В моих волосах играл незримый ветер. Я ощущал то странное чувство, которое постоянно посещали меня при жизни, и достаточно редко тут, в игре. Право на чудо. Когда через меня мир говорил с человеком. Мне загадывали желания и получали их исполнение. Я был джином, духом исполняющим желания, магом…

После этих встреч у человека не было шанса остаться прежним. Желания людские исполнялись. Ищущий власти ее получал, любви – обретал. Денег – находил. Признания – огребал.

Но мир всегда брал плату. С кого то судьбой, с кого то испытанием, кто то терял что то важное, кто то получал «Бонус» от которого он не мог отказаться. Ни кто не оставался прежним.

И сейчас я чувствовал, что надо сделать.

- Здравствуй, Марк!

Лежащий передо мной парень вздрогнул

Я чувствовал его страх. Его разум бился как птица в клетке, убегая от осознания происходящего. Но мне не нужен был его страх. Не нужно было его одиночество. Во мне не было жалости. Или была, слишком много пережил парнишка. Но сейчас для нее не было места. Я не хотел лечить его сердце, у меня было слишком мало времени, в моем сердце было слишком мало любви чтобы справиться с этой сочащейся язвой. Так что придется выжигать ее.

- Кто вы? Где он?

- Меня зовут Олег. Я друг Фауста. И его повелитель.

- Вы тоже монстр? Вы сделаете мне больно? – В голосе мальчишки была обреченность.

- Монстр? Да нет, но я их иногда подкармливаю. Разных чудовищ. Иногда они кусают без разрешения. Хотя я их бог.

- Бог? Тогда почему вы просто не уничтожите этих монстров? Раз вы не один из них? – Голос мальчика звучал спокойнее.

- Потому что мы в ответе за те, кого породили? В какой-то мере весь этот мир – мое дитя.

- Вы создатель игры?

- Нет, я создатель мира, в котором стала возможна игра. Хотя кто-то и сочтет это манией величия, но у меня есть определенная информации, чтобы так считать. Этот мир породил и тебя, и Фенимора. И когда то, три далеких века назад, под светом тех звезд что ты видел из каюты корабля… - Мальчик затрясся. – Тех звезд что равнодушно взирали на ту жуткую истории. Тех звезд что были свидетелями всех смертей за всю историю человечества. Я поклялся, что создам мир, в котором ни кто никому не скажет прощай. Но я за был про это, но недавно добрый ветер этого мира мне напомнил о старой клятве.

- У тебя не получилось. Мои родители мертвы, сестренка мертва, все те люди, которые пытались меня спасти, мои друзья. Они мертвы. Все, кроме Фенимора. Ты плохой бог, у тебя не получилось. Ты думаешь, что ты мне все это расскажешь, и я проникнусь и прощу этого монстра? Типа я выше всего этого, типа я найду в себе силы простить? Жалкий лицемер! Я бы посмотрел на тебя, когда тебя насилуют, когда твои пальцы откусывают гнилыми зубами визжа от экстаза, посмотрел бы я тогда на тебя, как бы ты думал, что любая жизнь священна!

- С чего ты взял что я предлагаю тебе его простить? Или понять? Я бог, не надо меня оскорблять подозрением в гуманизме. Стоящим над реальностью этика не свойственна. Иначе бы она была основой мира, а не делом вкуса. Люди не должны умирать, но я ничего не говорил про страдания. Так случилось, что я тебе крупно задолжал. Ты не сделал ничего чтобы заслужить подобное испытание. А еще я задолжал награду Фаусту. Поверь, я знаю, как совместить два этих процесса.