Аурика признала, что Дерек невольно располагает к себе. Улыбчивый, несмотря на сердечную боль, доброжелательный и понимающий — с ним хотелось быть искренней и говорить, ничего не скрывая. Возможно, у него тоже были особенные способности.
— Иногда случается, — с нарочитым равнодушием ответил бывший министр. — Но я всегда был уверен, что жалеть стоит тех, кто стал жертвой обстоятельств и ничего не мог изменить, даже если очень хотел и старался. А я не жертва. В том, что со мной произошло, никто, кроме меня, не виноват. Я сам разрушил все, что было мне дорого.
Некоторое время они смотрели друг на друга, и Аурика поняла, что лучше ей сейчас улыбнуться, извиниться и уйти в библиотеку на весь день или лечь спать перед новым ночным дежурством, чтоб лишний раз не попадаться на глаза Дереку. Он был с ней слишком откровенен и, похоже, теперь начинал стыдиться этой откровенности.
— Я полагаю, что вы сможете все исправить, — миролюбиво промолвила Аурика.
Дерек натянуто улыбнулся.
— Не сомневаюсь, — ответил он и вдруг добавил: — Спасибо.
Аурика решила не уточнять, за что именно ее благодарят.
Вторая ночь прошла так же, как и первая, но Аурика боялась уже намного меньше.
Дерек добрался до спальни поздним вечером, и Аурика с облегчением заметила, что он трезв, пусть и с трудом скрывает раздражение. Когда он шел в комнату, то что-то пнул по пути: Аурика услышала грохот, звон разбитого стекла и досадливый возглас ассистента. Должно быть, верный Игорь спрятал все спиртное в доме. Видимо, что-то такое отразилось на лице Аурики, потому что Дерек хмуро поинтересовался:
— Что-то не так?
— Все так, — быстро ответила Аурика. Чутье подсказывало, что бывший министр может быть очень скорым на расправу, а вылететь из теплого дома на выстуженный чердак ей хотелось меньше всего. В родительском доме Аурика в совершенстве овладела искусством быть милой, скромной и тихой, чтоб не вызвать лишнего гнева. — Задумалась над книгой, тут очень интересный раздел о красных лисах.
И она предъявила «Большую энциклопедию млекопитающих Хаомы», над которой провела весь день. Дерек усмехнулся и пошел к шкафу.
— Как мило, — сказал он, открыв дверцу и встав так, чтоб Аурика видела только часть его плеча и руки. — Похоже, вам нравится моя библиотека.
Его голос потеплел, словно Дерек тоже ждал от нее какого-то подвоха и обрадовался, не обнаружив его. А вот Аурика вспомнила, что родители очень скептически относились к ее любви к чтению. Девушка не должна быть слишком начитанной — от этого у нее заводятся странные мысли, которые не способствуют ни скорому выходу замуж, ни особенной любви супруга. Отец прямо говорил: «Не умничай», — а мать добавляла: «Бабий ум — с косу!»
— Очень нравится, — призналась Аурика.
Работодатель переоделся, сел на свою часть кровати, и Аурика увидела в его руках несколько смятых листков, которые могли быть только письмами.
— В Эверфорте у меня тоже много книг, — сказал он. — Вам не будет скучно.
— Это не может не радовать, — улыбнулась Аурика.
Около четверти часа Дерек перечитывал письма, не продолжая разговора. Аурика тоже молчала: как и все благовоспитанные девушки, она в совершенстве владела искусством не привлекать к себе внимания, когда это требовалось. Потом легкий шелест бумаги постепенно стих, и, обернувшись к своему работодателю, Аурика увидела, что он заснул. Письма выпали из его руки на одеяло, и Аурика против воли прочла:
«Дорогая Вера!
Я не знаю, как начать это письмо. Мне слишком много надо тебе сказать, и я — вот незадача! — не знаю, с чего начать. Я вообще не имею права писать тебе, давно уже чужой. Да и была ли ты моей по-настоящему?»
Аурика смущенно отвернулась. Читать чужие письма — это гадко и непорядочно, и леди никогда так не поступают. Но ведь она и не читала, просто случайно посмотрела и не хотела ничего плохого. Он написал это, должно быть, бывшей жене, кому же еще можно писать с такой сердечной болью и искренней горечью потери…
Несколько минут Аурика внимательно читала о самернийских волках, а потом все-таки не вытерпела и обернулась к разбросанным по одеялу листкам. Она ведь не сует нос в чужое дело, просто смотрит. Смотреть-то ведь можно — а то, что попутно утоляется любопытство, уже детали. В конце концов, она имеет право узнать побольше о человеке, с которым лежит под одним одеялом. Хотя бы ради собственной безопасности.
«Вера, неужели это действительно все? Или я должен был быть жестче? Не позволять тебе уйти к тому человеку, которого ты любишь и любила еще до того, как в твоей жизни появился я, а посадить тебя в клетку и тешить себя надеждами? Да какие надежды, ты просто была бы рядом, и мне хватало бы этого за глаза. А в благородство пусть играют другие, те, кто не любит».
Читать дальше