Юлия Пушкарева - Клинки и крылья [СИ]

Зелёная Шляпа прошёл через выгоревшие остатки деревушки в десяток дворов (её жители, должно быть, бежали в город, спасаясь от захватчиков — а может быть, не успели сбежать…). Поднялся на ещё один пологий холм, поросший вереском, клевером и другой луговой травой; отсюда уже виднелись крыши самых высоких городских зданий и башенки замка вдали — кажется, там начинаются владения лорда Нииса. Стояла неправдоподобная тишина — будто где-нибудь в пустоши, а не возле шумной столицы королевства… Трактирщик двинулся дальше.

Огарки, оставшиеся от ещё одной деревушки, сохранились лучше. Со сжавшимся сердцем Шляпа увидел чей-то растоптанный башмак, который уже облюбовали муравьи, вогнанные в грязь черепки глиняного горшка, покрытый гарью, покосившийся забор… Перед деревенькой почти до самого городского рва простиралось вспаханное поле; не узнать теперь — рожь, лён, пшеница? Альсунгцы вытоптали посевы и даже (ради потехи?) изрубили в клочки пугало в пёстром тряпье. Зелёная Шляпа с грустной улыбкой покачал головой.

На закате, согласно уговору, он добрёл до громадного, выше человеческого роста, белого валуна — тут лежал легендарный Белый камень, вмявшийся в землю. Это место считалось священным, и паломники приходили сюда из всех королевств Обетованного; больше всех ретивости в разнообразных паломничествах и святынях проявляли, конечно, последователи Прародителя. Они верили, что, сотворив мир, Прародитель заплакал (кто знает — от счастья или от боли), и его слеза застыла в Обетованном, приняв облик Белого Камня. Те же, кто исповедовал веру в четырёх богов, исконную для Дорелии, Феорна и Ти'арга, утверждали, что Камень когда-то принёс и положил сюда сам Эакан, бог ветра — одному ему ведомо, зачем. Как бы там ни было, воздух рядом с Камнем дрожал от энергии, а земля пульсировала древним колдовством. Шляпа выбрал одну из множества протоптанных к камню тропок и поднялся к нему, приготовившись ждать. Свой узелок он осторожно положил на траву.

— Ну же, Миртау, — тихо позвал он через некоторое время. — Я чувствую, что ты уже здесь. Выходи.

Из-за валуна донеслось тонкое мяуканье, а следом за ним показался пухлый, белоснежный, как сам камень, кот. Он вальяжно выступил из тени и прогнулся в спине, потягиваясь; на Шляпу он даже не посмотрел, высокомерно не удостоив вниманием. Кошки есть кошки… Шляпа усмехнулся и вытащил из кармана жареную ногу цыплёнка, завёрнутую в тряпицу.

— Вижу, ты тоже рад меня видеть… Я не с пустыми руками, как ты и любишь. Давай уже, оборачивайся.

Шерсть кота потрёпывал лёгкий ветер. Он блаженно зажмурился — так, что глаза превратились в жёлтые щели, — а потом напряг лапы, совершил неуловимо быстрое движение… Короткая вспышка света, миг — и на месте кота сидел, гибко подогнув под себя ноги, белокожий юноша с круглым, словно луна, лицом. У юноши были янтарные кошачьи глаза; серебристо-белые волосы, которых не касались ножницы, напоминали невесомый пух. Бросив взгляд на цыплячью ногу, Двуликий фыркнул и грациозно поднялся.

— И ты действительно думал, что это подойдёт в качестве подарка для меня? Пережаренная на жирном отвратительном масле нога тощей птицы, которую к тому же наверняка недосолили?… Ты, как и прежде, слишком веришь в лучшее, боуги.

Зелёная Шляпа вздохнул с напускной скорбью. Он тоже, в знак вежливости, принял истинный облик, и теперь золотое шитьё на его зелёной бархатной курточке сверкало на солнце. Он бросил неугодную ножку на землю, щёлкнул пальцами, и она исчезла — теперь на её месте покачивал головкой одинокий красный мак.

— Между прочим, я унёс её из альсунгского лагеря, Миртау, — они говорили на языке тауриллиан, понятном почти всем существам с запада Обетованного; на языке, который был исконным, первым у людей и магов-Отражений. Зелёная Шляпа с наслаждением произносил родные звуки, в которых один проницательный некромант узнал бы смесь наречия Долины с древним ти'аргским… К чему скрывать: Шляпа безумно по ним соскучился. — Можно сказать, боевой трофей. Я подумал, что это достойное подношение для друга, пусть даже с твоим изысканным вкусом… Или жизнь во дворце тебя вконец избаловала? Прости, я забыл, как там тебя зовёт король Абиальд — Миртисом?…

Миртау абсолютно по-кошачьи сморщил нос.

— Такой жизни, досточтимый боуги, я не пожелал бы ни кентавру, ни агху… Ни кому-нибудь из твоих сородичей. Ты не ошибся, этот слабоумный зовёт меня Миртисом. Мерзкая людская кличка!.. Давай не будем сегодня о нём говорить. Только долг заставляет меня столько лет терпеть его пальцы на своей шерсти… — Миртау зашипел и вздрогнул от отвращения.