Андрей Васильев - Час полнолуния

И она же подтвердила, что будет рада сыграть для меня роль проводницы в мире тайных знаний. Но, естественно, не за так. Ей нужно вернуть часть той мощи, что была рассыпана бисером за века. И кроме меня об этом ей просить некого, нет никому сюда пути. Как видно, никто из ведьмаков общением с мертвыми более не промышляет, я единственный в своем роде на текущий момент.

Мне же совершенно не хочется делать то, что она от меня требует. Не хочу я людей губить по ее прихоти, а ей другая жертва, видите ли, не подходит. Ей жизни людские нужны, дабы вернуть утраченное.

В результате образовалось нечто вроде патовой ситуации, как в шахматах. Я не собираюсь вставать на путь душегуба, она делает все, чтобы я получал новые знания в неполном виде. То есть, вроде как Морана и слово, данное мне ранее, держит, но при этом толку от происходящего чуть.

Самое забавное, что все мои осенние домыслы по поводу экспансии Мораны в наш мир оказались полной чушью. Он ей как прошлогодний снег нужен. Это я просто фантастики перечитал. Там же что не книга, так славянские боги рвутся захватывать Землю, дабы восстановить на ней свою власть.

Нафиг им это сдалось, если рассудить трезво? Времена изменились, и боги куда лучше, чем любой из нас, это понимают. Чтобы получить власть над людьми, надо захватить их души, а это сделать просто невозможно. Во второй раз — невозможно. Она мне так и сказала в одном из наших разговоров:

— Если бог выпустил из своих рук власть над теми, кто ему поклонялся, то возврата к прежнему не будет никогда. Люди не признают павших богов. Даже если пройдут сотни поколений и новым людям на новой Земле будут неведомы имена тех, кто некогда оплошал, все равно ничего не изменится. Память крови сильнее. Род дал нам все, мы это пустили на ветер. Что теперь гоняться за пеплом?

И ведь она не врала. Морана вообще никогда не врет, ей это ни к чему.

Но сила ей все равно нужна. Очень нужна, я это вижу. И, сдается мне, догадываюсь, почему. Она кого-то боится, не знаю кого, но это так. Сам видел несколько раз, как Морана на тот, противоположный берег реки Смородины смотрит, и лицо у нее становится как у моей бывшей, когда я на вечер встреч выпускников ходил. Там и тревога, и непонимание, и предвкушение скорого скандала. Все сразу.

Я пытался узнать, что ее тревожит, но молчит богиня, не желает делиться сокровенным. И знай меня подводит к мысли о том, что надо все же от мягкотелых людских привычек отучаться.

А чтобы умней был, время от времени закрывает мне возможность припадать к первоисточнику, пусть даже и в ознакомительно-урезанной версии. К книге, в смысле. Связь-то у нас с ней односторонняя. Если она не желает меня видеть, то мне к ней никак не попасть. И это тоже меня печалит, потому что я не знаю, когда колдун вернется в город. Может выйти так, что мне совет понадобится позарез, и вот что тогда делать?

Я пытался найти способы попадать туда, за Кромку, самостоятельно. Один нашел, только он такой, что нафиг надо.

Рассказал мне про него Афоня, бывший слуга покойного Артема Сергеевича, моего несостоявшегося наставника в ведьмачьх науках, ныне проживающий в неприметном домике, примостившемся в глубине сухаревских переулков.

Как я и полагал, знал Афанасий много чего, потому как разного насмотрелся, обитая рядом с таким матерым ведьмаком, каким являлся его бывший хозяин. В том числе слыхал он и про переход смертного за Кромку. Рассказывать, правда, он мне сначала про это очень не хотел, но я подключил административный ресурс в лице Николая, и разговор продолжился. Правда, радости никакой я от услышанного не испытал. Да и Нифонтов тоже брезгливо морщился, да то и дело на меня поглядывал.

— Может ведьмак, который, стало быть, с Той Стороной на «ты», за Кромку попасть, — бубнил Афоня, сидя на лавке, качая лапами и не поднимая на нас свой единственный глаз. — Еще туда дорога ведьмам открыта, тем, что обряды заклада посмертия прошли. Но таких я ни разу не видел, хоть давно живу. Ведьмы — они хитрые. Чужую душу, что им по дури или по простоте на блюде поднесут, всегда заложить готовы, или за копейку продать. Чужое ж, не жалко. А свою — ни-ни. Они посмертия лихого ох как боятся! Не хотят ответ за свои грехи держать.

— Я в курсе, что ты ведьм не любишь, — поторопил Афоню Нифонтов. — Ты про ведьмаков говори.

— Плохой обряд, — наконец глянул на меня своим единственным глазом мохнатый собеседник. — Тебе его не надо исполнять. Ты не из тех, кто подобное творить станет.