Степан Бердинских - Фина [СИ]

— Фетула? — сказала я неосознанно.

— Хорошо помылась? — послышалось в ответ.

Взгляд расфокусировался и начал биться между картинами моего дома и столиками кафе «Булочки на пару». Фетула вышел на первый план, мама на второй. Чтобы не упасть в обморок, я закрыла глаза и присела. Стула подо мной не было, поэтому я здорово шмякнулась об пол.

— Фина! — закричала мама, будто увидела меня при смерти.

С кухни послышался дедушкин голос:

— Куда ты мчишься? Тебе нельзя так быстро бегать!

Фетула крепко схватил меня за руку и начал повторять следующие слова, словно читал молитву:

— Маме скажи, чтобы плеснула в тебя водой.

— Фина!

— Пусть мама плеснет в тебя водой! — не переставал кричать Фетула. — Слышишь? Это сон! Ты сейчас дома, Фина, не в кафе!

Он схватил меня за руку и не отпускал.

— Слышу! — отозвалась я. — Плесни в меня водой!

Через секунду я оказалась в гигантском океане. Мои волосы промокли, с кончика носа капала вода, глаза щепало, горло извергало остатки теплой воды. «Не промокаю под водой, — пронеслось у меня в голове. — Как такое возможно?».

Меня уложили обратно в постель и принесли горячего чая с медом. До своей кровати я добралась на крепких папиных руках. Казалось даже, что меня несет могучий великан, руки которого налиты сталью, глаза которого огнем пылают, но это был всего лишь мой папа. «Фантазерка», — сказала я сама себе.

— Тебе бы книги писать, — сказал отец ласковым ироничным голосом.

— Это еще почему? — удивилась я. Затем повернула голову в бок и увидала маму. Она вцепилась в меня взглядом и спросила:

— Кто же заказывает блины на выходе из ванной?

— Блины? — совершенно растерялась я.

— С черникой, — добавила бабушка, похлопав меня по животу.

Я полностью накрылась одеялом и еще долго не вылезала из-под него. Вспомнила Фетулу и запах свежих пирогов в округе. Глубокое дыхание, озабоченный взгляд, пружинистые волосы. «Это и вправду был Фетула», — не могла поверить я.

— Это не я упала! — закричала я, вскочив с постели. — Фетула меня толкнул, а потом сказал, чтобы меня водой облили!

Папа, дедушка, бабушка и мама застыли, словно ожидали птичку перед фотографией.

— Смешно вам? — обозлилась я.

Бабушка охнула.

— Что? — удивленно спросил дедушка, поглядывая на свой живот.

— Уже давно отлетела, — сказала бабушка, кинув взгляд на отсутствующую пуговицу на рубашке дедушки.

— Куда? — забеспокоился дедушка.

— Довольно! — крикнула мама. — Нашей дочери нездоровится, а вы тут о пуговицах!

— Я позвоню Перистокраевым, — отчеканил папа, собравшись выйти из комнаты. — Вечером к тебе придет Фетула, дочь моя.

— Только если в кафе! — возразила я, вспомнив чудесный запах карамельных булок.

Я еще долго лежала, уткнувшись лицом в подушку. Когда запах кислорода иссяк, я поднялась и уставилась на недошитую куклу. В комнате больше никого не было.

— Эй, девчушка, — сказала я маленькой даме в красном наряде. — Ты как там?

Кукла молчала. Ее голубые глаза были широко распахнуты. Так, словно она очутилась на краю света. Ресницы у нее длинные, пушистые. «Вот бы мне такие», — мечтала я. Эта кукла лежала на столе уже месяц. Дни, недели, ночи, рассветы уходили на подбор тканей, ботиночек, пуговиц и крапинок для индивидуальности кожи. Рукодельный набор подарили мне еще в прошлом году, всей семьей. Не знаю, сколько было вложено в этот подарок, но количество деталей, где числились даже уши, было запредельным. Я представляла семя хирургом, затем модельером. За целый год я сшила около пятнадцати куколок. Хорошеньких и не очень, милых и угрюмых, модных и скромных.

— Обед стынет! — донесся голос с кухни.

Не ожидав привычного бабушкина зазывного, от которого даже у дедушки стучит в ушах, я мигом вскочила со стула и побежала на первый этаж, оставив голубоглазую куклу наедине с ужасным пианино. После долгожданного обеда я отправилась обратно в постель. Во рту еще оставался привкус жареной картошки, но даже полоскать зубы отчаянно не хотелось. Навалилась приятная усталость, живот довольно пробурчал и принялся за свое дело. Закрыв глаза, я постаралась уснуть.

Вечер сменил беспокойное утро и размеренный день. Мухи и бабочки уснули на окнах, лапками прицепившись к невидимому барьеру. Тень от моего спящего тела растворилась в общем полумраке отдохнувшей от солнца бесцветной природе. «Дэнс, Дэнс, Дэнс», — танцевало солнце. Оно раскрывало зелену молодых побегов, красоту алых листьев клена и наполняло красками плывущие по небу облака.