Лекса Гор - Её звали Шайнара. Тень

— Как твоё имя? — спросила его девушка.

— Ясул, — ответил тот, и голос его задрожал. — Не убивайте меня. Вот возьмите.

Трясущимися руками Ясул отстегнул от пояса кошелёк с деньгами.

— Нам не нужны деньги… — начала Шайнара.

— Нужны-нужны. — перебил Рогул и выхватил кошелёк. — И лошадь. Мы заберём твою лошадь.

На Ясула было жалко смотреть. Он и не думал сопротивляться. Лишь согласно кивал.

— На кого ты работаешь? — спросила его девушка.

— Я служу пи-писарем при господине Оргюсте в Альвадисе.

— Я верну тебе долг, Ясул, — сказала Шайнара, залезая в седло.

Рогул лихо запрыгнул сзади неё на круп лошади, и новоявленные грабители скрылись за поворотом дороги…

Лошадка оказалась выносливой, и к вечеру она унесла своих наездников достаточно далеко от Альвадиса, чтобы можно было больше не опасаться погони.

Они остановились на берегу небольшого озера. Рогул разжёг костёр, а Шайнара расстелила на земле меховое одеяло, которое варн запасливо забрал с собой перед тем, как покинуть дом старухи.

Ночь была ясной и тихой. Девушка сидела на одеяле, обхватив колени руками, и смотрела на Алькон, который в своём величии теперь превосходил даже луну.

— Буря грядёт, — сказал Рогул.

— Буря? — Шайнара удивлённо посмотрела на него. Погода не предвещала никакой бури.

— У моего народа есть поверье, что, когда на небе появляется колесница Огненного Бога, начинается невиданная буря…

— Колесница Огненного Бога, — повторила девушка. Такого названия блуждающей планеты она ещё не слышала. — И что это за буря?

Рогул пожал плечами.

— Не знаю. Я никогда особо не слушал эти сказки.

Он подсел к Шайнаре и стал разматывать тряпки на её ногах.

— Я уже и сама могу о себе позаботиться, — сказала девушка, но он мягко убрал её руки и доделал своё дело до конца.

— А знаешь, Судья… — начал он, осматривая её стопы.

— Шайнара, Рогул… Меня зовут Шайнара.

Варн поднял голову и улыбнулся.

— Шай-на-ра, — произнёс он так, словно пробовал звуки на вкус.

Он достал из-за пазухи фиолетовый фрукт, который девушка видела впервые в жизни, и протянул ей:

— Угощайся… Шайнара.

Девушка взяла плод и попробовала надкусить, но кожица оказалась очень жёсткой.

Рогул рассмеялся.

— Это же барат. Его надо надрезать.

— Я никогда не пробовала такое, — оправдываясь, произнесла Шайнара.

— Он в изобилии растет на моей родине, а здесь подаётся только к столам лордов. Да и вот у нашей ведьмы в запасиках тоже оказался…

Рогул подал девушке нож, чтобы та смогла счистить жёсткую кожуру. Шайнара протянула руку, но тут же резко одёрнула её назад, и мурашки пробежали у неё по спине.

— Не давай мне нож, — глухо произнесла она.

Рогул поднял бровь и подсел ближе. В его глазах отражались языки пламени:

— А то что? — спросил он. — Ты убьёшь меня… Шайнара?

Девушка промолчала.

— Я спас тебе жизнь…

— Это не имеет значения, — слова сами вырвались из её уст. — Я Судья, а ты вписан в мою Книгу…

В воздухе повисла тишина. И первым её нарушил Рогул.

— И это совсем никак нельзя изменить? — спросил он.

Девушка отрицательно покачала головой. Да и что она могла ещё сказать. Её уже разрывало между долгом и чем-то новым, странным, ранее неведомым, но таким желанным…

— Что ж, Судья… Тогда сделай свою работу, — Рогул снова протянул ей нож. — Убей меня.

Он находился так близко, что у неё трепетала чёлка от его дыхания. Шайнара почувствовала, как вспотели её ладони, а по сердцу прокатилась ожидающе-томительная волна. Варн смотрел ей в глаза, и она, как загипнотизированная, не могла отвести взгляда. Всё остальное перестало для неё существовать в этот миг.

— Убей меня, — еле слышно повторил Рогул.

— Не сегодня, — прошептала Шайнара, отводя нож в сторону. И в следующее мгновенье их уста встретились в долгом, глубоком поцелуе…

В ту ночь Шайнара познала себя иной. Рогул разбудил и вытащил из глубины её души то, что, казалось, умерло там давным-давно. И девушка полностью растворялась в этих новых для неё, безудержных, упоительно пьянящих чувствах и желаниях…

То яростная и свободная, то податливая и нежная, раунд за раундом она сводила варна с ума в этой ночной игре тел, и сама отдавалась ей вся без остатка…

И только жёлтая луна и красный Алькон, как два больших небесных глаза, с немым укором взирали с высоты на то, как самозабвенно Тень нарушала запрет, сливаясь в единстве тел, как единстве душ, с этим чужим для Ордена человеком…