Светлана Борисова - Инкуб [СИ]

Картинки из прошлого ярки, но фрагментарны, будто живопись на картинах или немое кино.

(Изящный силуэт матери на фоне пыльного солнечного света, падающего из многочисленных окон с белыми занавесками и неистребимой геранью на подоконниках. В своём наряде от знаменитого парижского кутюр она смотрится инопланетянкой среди убранства обычного деревенского дома. Впрочем, как и девчушка, стоящая рядом с ней. Она в не менее дорогом наряде и больше напоминает эксклюзивную куклу, чем живого ребёнка.

Лидия крепко держит детскую ручку, стараясь при этом не слишком сжимать тонкие пальчики, затянутые в белые кружевные перчатки. Девочка не обращает на это внимания и неотрывно смотрит в большое зеркало в тёмной раме, где они обе отражаются. Она привыкла видеть себя и мать только в окружении версальской роскоши или не менее богатых авангардистских интерьеров и ей сложно соотнести простую обстановку деревенского дома с ними обеими, потому ей кажется, что она видит не себя с матерью, а двух таинственных фей, явившихся в гости к несчастной Золушке. Вот только та почему-то не спешит с появлением.

— Мам, ты где? — наконец кричит Лидия и нетерпеливо переступает на своих высоченных каблуках. — Чёрт знает что! Вечно у матери все двери нараспашку, заходи кто хочет, — ворчит она и бросает обеспокоенный взгляд на девочку.

— Ну, как тебе здесь, малышка?

Юлечка поднимает глаза на мать. «Отвратительное место! Будка у моего Бима и то больше», — хочет она сказать, но вместо этого неожиданно для себя говорит совсем другое:

— It's normal! I like bucolic style.

Девочка улыбается и с любопытством оглядывается по сторонам. Лидия заметно расслабляется. «Ну, слава богу! А я уж боялась!» — написано на её лице.

— Доченька, наконец-то!

Из-за проёма, скрытого плотными тяжёлыми портьерами, выходит сухонькая старушка. В своём строгом тёмно-синем платье с кружевным воротником и седыми буклями она смотрится аристократкой в изгнании. Несмотря на почтенный возраст, у неё королевская осанка.

При виде матери лицо Лидии озаряется радостью, которая стирает привычное надменное выражение, и оно становится по-девчоночьи наивным и в чём-то беззащитным.

Подслеповато щурясь, старушка тянется к очкам, висящим на цепочке, и Юлечка глядит на её дрожащие руки.

— Боже мой! Я уж и не ждала тебя в этом году!

Несколько стремительных шагов и Лидия бережно обнимает мать.

— Ну что ты, родная! Разве я могла не приехать?

Склонившись, она целует старушку в сморщенную щёку и, глянув в сторону входной двери, кивает ожидающему шофёру — тот бросается к машине и вскоре комнату заполняют многочисленные яркие свёртки и пакеты.

При виде такого богатства старушка всплёскивает руками.

— Лидочка, ну зачем ты столько навезла?

— А то я тебя не знаю! — улыбается дочь. — Специально запаслась гостинцами на всю деревню.

Старушка заводит речь о деревенских делах и тут замечает девочку, которая прячется за зеркалом. Сначала на её лице появляется неверие, а затем оно освещается радостью.

— Боже мой! — произносит она дрожащим от волнения голосом и распахивает объятия. — Юлечка! Солнышко моё, иди скорей к бабушке!

И столько искреннего чувства в голосе старой женщины, что девочка, позабыв о своих капризах, бросается к ней и крепко обнимает.

— Здравствуй, бабушка!

— Здравствуй, мой ангелочек!.. Боже мой! Ты на самом деле удивительная красавица!

Старушка отстраняется и, заглянув в лицо девочки, лукаво улыбается.

— Знаешь, иногда мне казалось, что Лидочка тебя придумала и в качестве утешения присылает мне фотографии какой-то чужой девочки.

— Мама!

— Что «мама», бессовестная? Сколько раз я просила тебя привести девочку? Думала, что уже не доживу до этой радости…)

Растроганный Юлиан тепло улыбнулся. Несмотря на внешнюю эфемерность, у Антонины Марковны оказался несгибаемый характер. Со следующего года Юлечка должна была пойти в школу, но старушка всё-таки вытребовала у дочери, чтобы девочка жила у неё в деревне как минимум пару месяцев во время летних каникул. Лидия согласилась, но с большой неохотой и на пробу оставила дочь у матери.

Естественно, Антонина Марковна наотрез отказалась от помощницы, заявив, что справится сама. И вскоре девочка, чумазая и донельзя счастливая, носилась по огромной луже, оставшейся на дороге после дождя. Переодетая в одежду, сохранившуюся ещё со времён детства Лидии, она ничем не отличалась от остальных детей. К вечеру того же дня они научили её плести венки из одуванчиков и куче матерных слов. Но это была чистая ерунда по сравнению с неожиданно обретённой свободой, — ведь в деревне взрослые не заботится о досуге детей, они умеют занять себя сами. Когда ребятне надоело прыгать через скакалку, сделанную из куска простой бельевой верёвки, они перешли к футболу. Ну а поскольку в деревне девочки играли ничем ни хуже мальчишек, то Юлечку тоже взяли в команду и она, проявив неожиданное упорство, наравне с мальчишками гоняла мяч до самого позднего вечера.