Алена Медведева - Двенадцать месяцев. Январь [СИ]

— Отпусти ее. Немедленно!

Последнее слово прозвучало как удар хлыста, резко и неумолимо. Хозяин зимний говорил о поражении врага как о свершившемся факте, так незыблема была его уверенность в том, что не ослушается кузнец.

В прошлом потомок рода Корыстышевских не испугался, подтверждая давние догадки Месяца о себе, как о натуре неробкой. Не менее спокойная усмешка мелькнула на губах его, взгляд темный на равных встретился с синим взором. Мельком глянув на замершую совсем рядом душу любимой девушки, легким толчком в спину колдун отправил Милаву к Месяцу.

— Ей ничего и не грозило, — с ироничным прищуром кузнец наблюдал, как Спутница налетела на Месяца и была мгновенно подхвачена им и задвинута за спину. — Моей задачей было лишь отвлечь твое внимание от действительно значимого, помочь выиграть время. Моя жизнь больше ничего не стоит, свое я отслужил.

Эти его слова услышали и выскочившие из портала рядом Февраль с Олесей и напряженно замерли. Милава, отчаянно пытавшаяся унять бешено колотящееся сердце (не готова оказалась девушка к такому развитию событий!), вздрогнула всем телом. Случилось то, чего она так опасалась: враги использовали в своих целях ее чувства и ответственность Яромира. А сам Месяц невероятно коварно улыбнулся и с не менее любезным кивком ответил:

— Только вот отвлечь внимание мое не получилось.

И на глазах у всех облик Января изменился — словно дымкой силуэт его окутало, размывая контуры и меняя черты. Миг и широкой спиной укрывает от злодея Милаву уже… Константин! А посох грозный и вовсе в воздухе растворился, иллюзией оказавшись.

— Упс! — хищно подмигнул колдуну Страж. — А Января-то здесь и нет. Хочешь узнать, где он?

«Бр-р! — тряхнул головой, проясняя мысли, Константин. — Как же неприятно это — быть марионеткой. Когда телом твоим кто-то другой управляет, губами твоими говорит, глазами смотрит…»

Понимал Страж, что не может Январь разорваться, чтобы и Спутницу спасать, и атаку Абрахсиса отражать. Оттого и поступил так, личину свою на него наложив да волю подчинив. Да только второй раз на подобное Кощей не согласится — тяжело рабом безвольным себя ощущать.

Милава была так поражена этой метаморфозой (не зря сердечко ее в этот раз на присутствие Яромира не откликнулось!), что совершенно безвольно подчинилась потянувшим ее куда-то чужим рукам. Это Февраль с Олесей осторожно девушку в сторону отводили, из-под угрозы удара выводя.

С лица колдуна вмиг пропала вся насмешливость. Милаве даже показалось, что он побелел. Но в следующий миг такая ярость во взоре его полыхнула, что ноги сами понесли девушку дальше, к дому, под защиту магии охранной. А там уже все служки Января, от Топтыгина до Рыжухи, толпились, за госпожу свою переживая.

И вдруг совсем рядом полыхнуло! Милава, как жительница техногенного мира, сказала бы, что это комета с неба рухнула, неся всем неумолимую гибель. А на самом деле все объяснялось просто: это колдун силу свою истинную в дело пустил. Вот только Константин мечами своими уверенно огненный вал встретил, лишь покачнулся слегка, а Феликс и вовсе мгновенно вырастил ледяную стену, огонь останавливая. И так прочна была стена эта, что как ни лизали ее языки пламени, не таяла.

Тишина воцарилась неимоверная. Даже сосульки на ветках еловых не звенели, мир словно замер в предчувствии противостояния. Тем неожиданней прозвучал чей-то громкий плач. Милава даже нервно заозиралась, не сразу сообразив, что это разрыдалась душа заблудшая.

— Марьянушка? — окликнул ее колдун.

И вот удивительно, только когда он к душе девушки обращался, в голосе его что-то живое, человеческое появлялось.

— Больно мне от пламени твоего, — стенала душа, серой дымкой размываясь. — Жжет оно, силы отбирает, в ничто превращает.

Естественно, что только Милава с Олесей да сам приспешник зла тихую, полную боли, мольбу ее услышали. Но пламя пропало мгновенно, словно и не полыхало только что все от земли до неба. Константин с Февралем переглянулись, пытаясь сообразить, почему колдун отступил.

А Милава поняла, что даже для злодея одно дело — силы из чужих тянуть, и совсем другое — когда рядом душа его невесты. Зло ведь не действует избирательно, вот и за нее тоже принялось. И той частичке Олега Корыстышевского, что в потемках души этого слуги Абрахсиса сохранилась, это совсем не по нутру пришлось, мигом прекратил свою атаку.

«Почувствовала же я, как он задрожал, душу эту увидев. Выдало это его с головой. Любовь в нем сильнее тьмы. А что, если и смерти сильнее?»