Екатерина Скорова - Отражение [СИ]

После такой правды Нанэ сутки не вылезала из-под той самой коряги, пока отец с матерью силой не вытащили ее — зареванную и синюю от холода. Тогда же она решила, что когда придет ее время, завет предков будет исполнен в точности, чего бы это ни стоило. А что ее час настанет, Нанэ не сомневалась. Говорящая-с-предками выбирала не просто дочерей племени, а тех, в ком звериное начало сильнее человеческого. Нанэ же не просто слышала звериную родню, но и умела отвечать, кого, как не ее выбирать для обряда? И выбрали.

Теперь же Нанэ переступала через тугие веревки корней и гадала, с кем ей выпадет разделить ложе? Зверь это будет или лесной дух, а может, сам Отец-Небо спустится со звезд? Сердце Нанэ распирало гордостью и страхом. Вчера она наслушалась от замужних сестер про близость с мужчиной столько, что впору было кричать: караул! Одни рдели, как спелая черешня, и заливались восторгом, другие угрюмо сетовали и чуть ли не живьем закапывали в схоронные ямы.

Урсонури встрепенулся прежде, чем за спиной раздался треск веток и шорох листвы, оскалился, обнажая черные губы. Нанэ замерла, задышала часто, всматриваясь в призрачные лесные тени. Неужели, свершилось? И, отводя в сторону хлесткие ветки, к ней навстречу шагнет тот, чье дитя будет жить под ее сердцем? Вот только Урсонури был другого мнения.

«Беги!» — кричал его звериный разум.

Но Нанэ не шевелилась. Как завороженная она следила за темным силуэтом, маячившим за кустами. Он сделался шире, словно человек за листвой сделал шаг, а через мгновение, раздвигая лапы веток, на тропу вынырнули два чудовища с телами людей и кабаньими головами. Черные уродливые пятачки, кривые клыки с запекшейся кровью и пустые разрезы глаз. Один держал копье, другой — рыбацкую сеть и кинжал в локоть длиной. Оба были облеплены листьями, словно дети Лесного духа. Но те — существа добрые и знакомые, эти же одним только видом заставляли сердце сжиматься от страха.

Уроснури уже не кричал — он весь источал ненависть. С губ капала слюна, из пасти доносился угрожающий рык. Нанэ попятилась, запоздало прикрыв наготу руками. Только сейчас она поняла то, что не укрылось от волка — перед ними были люди. Чужинцы в звериных масках. Нанэ закричала болотной выпью и бросилась бежать, за спиной раздался лязг и рычанье Уроснури. Сердце Нанэ рвалось прочь из тела, в ушах зашумел невесть откуда вынырнувший ветер. Ветки и корявые сучья то и дело норовили вцепиться в волосы, ткнуть в живот. Нанэ пригибалась и перепрыгивала через выпирающие корни, не сбавляя хода. Сквозь гул в ушах она слышала, как ей ответили из деревни, как затрубил рог, собирая охотников на защиту. Тут же за спиной раздались радостные крики чужинцев и протяжный, как прощальная песня, вой Урсонури. Ночные птицы заверещали, в спешке срываясь с насиженных мест. Нанэ мчалась, не разбирая дороги. Слезы застилали глаза, превращая все в размытые силуэты. Ноги начали заплетаться, казалось, она застряла во времени и уже никогда не доберется до деревни. И стоило так подумать, как что-то черное метнулось Нанэ под ноги. Она споткнулась, падая в объятия дерева. Оно оказалось мягким и пахло дымом. Нанэ снова закричала и дернулась, но из ствола выросли лапищи и сцапали ее, скрутили руки, перехватили поперек тела, запихнули в рыбацкую сеть.

Нанэ окаменела — так ей казалось. Мнилось, все происходит во сне и стоит взойти солнцу, как чужинцы растают вместе с ночью. А пока люди в звериных масках утаскивали ее прочь, переговариваясь на незнакомом языке. А следом за ними, скуля и волоча кишки по черной от крови тропе, полз Урсонури.

Ресторан я выбрала не случайно: во-первых, тут готовили лучший в мире торт Микадо, а во-вторых, приятно отметить третий десяток в заведении со своим именем на вывеске.

«Виктория» ютился на первом этаже жилой многоэтажки. Зал ресторана был небольшой, но светлый и казался просторным. Вдоль стен — полукруглые кабинки-карманы с янтарными бра на стенах, в центре — овальная барная стойка и квадратные столики с красными скатертями в белый горох. Именно этим мухоморным дизайном ресторан привлек меня в первый раз. Было в нем что-то родом из детства, вроде советских песочниц с аляповатыми козырьками.

С букетом под мышкой я стояла в двух шагах от лакированных деревянных дверей и разглядывала ресторанное нутро сквозь огромные разноцветные окна. По ту сторону стекла расторопные официанты протирали стол, за которым десять минут назад мы с подругами делились новостями и поднимали бокалы. Праздник кончился, подруги разъехались по домам, а мне некуда было торопиться. В голове шумело от выпитого, мысли путались.