Елена Малиновская - Огонь без дыма

Но в словах Томаса меня больше заинтересовала первая фраза. Нам придется поцеловаться? Хм-м… Даже не знаю, стоит ли огорчаться или радоваться сему факту.

Приятные мурашки пробежали по моему телу от воспоминания о том, какими нежными и мягкими могут быть губы Томаса. И я торопливо отвернулась к зеркалу, осознав, что в противном случае все-таки выдам себя румянцем, непрошено заигравшем на щеках.

— Да, Аль, мне тоже это не очень приятно, — по-своему понял мою реакцию Томас. Сочувственно потрепал меня по плечу и добавил: — Но не переживай. Будем надеяться, что обойдемся без столь крайних мер.

— Будем, — бесцветно отозвалась я и бездумно подняла гребень со стола. Потянулась было к волосам, но тут же остановилась, осознав, что мои пальцы слишком сильно дрожат.

— А если не получится избежать этой экзекуции, то я постараюсь завершить сие неприятное действие как можно скорее, — жестоко добавил Томас, который вряд ли подозревал, какие мысли в этот момент меня обуревают.

О, с каким наслаждением я бы треснула его этим злополучным гребнем прямо по ничего не понимающей голове!

Это надо же придумать — поцелуй экзекуцией обозвать! Неужели ему настолько неприятно прикасаться ко мне?

— В общем, я позову Бесс, — завершил Томас. — Она поможет тебе с нарядом. — Душераздирающе зевнул и недовольно протянул: — Король — ранняя птичка. Он ждет нас через пару часов. Придется поторопиться.

И, не дожидаясь моего ответа, стремглав выскочил прочь из моей спальни. Да так, что едва не потерял и вторую тапку.

Я проводила его задумчивым взглядом. Затем устало опустилась на стул, положила на столик локти и зарылась в ладони лицом.

Н-да, если я не разыщу Джессику в ближайшее время, то разразится настоящая катастрофа!

Карета мерно тряслась по мостовой Бриастля. Я сидела напротив Томаса и старательно пыталась на него не глядеть.

Стоило признать, Томас действительно очень хорошо относился к королю. По крайней мере, он очень тщательно подошел к выбору одежды для визита во дворец. Пожалуй, ни на один званый прием он не наряжался так долго и так старательно, как сегодня. Манжеты и воротничок рубашки, выглядывающие из-под черного бархатного камзола, слепили глаза своей белоснежной чистотой. Лацканы камзола были украшены серебряными галунами. Темные, немного волнистые волосы тщательно зачесаны назад.

Томас был настолько красив сейчас, что я не могла на него смотреть. Поэтому предпочла уставиться на улицы Бриастля, проплывающие за окном. Благо, что сам Томас не собирался мучить меня разговорами. По-моему, он вообще задремал, только опустившись на сиденье.

— Почему ты сидишь такая сердитая? — в этот момент раздался его голос.

— Я не сердитая, — возразила я, вздрогнув от неожиданности.

Эх, все-таки не заснул! Будет теперь долго и упорно выяснять у меня причину дурного настроения. И ведь не признаться честно, что меня обижает такое снисходительно-пренебрежительное отношение к себе. В конце концов, сама виновата. Не стоило с самого начала соглашаться на столь сомнительную сделку.

— Но ты молчишь и ничего не говоришь, — не унимался Томас. — Почему?

— Я просто волнуюсь, — ответила я. — Никогда прежде не была во дворце. Боюсь, что скажу или ляпну что-нибудь не так, из-за чего попаду в вечную опалу.

— Не переживай. — Томас негромко хихикнул. — Король не обратит на это внимания. В этом плане он выгодно отличается от абсолютного большинства придворных. По-моему, у них это семейное. Помнится, однажды я пожаловал к его брату вообще в рванине. Ничего, принял как миленький. Впрочем, я тебе эту историю уже рассказывал.

Я кивнула в знак согласия и вновь устремила невидящий взгляд в окно. Карета уже приближалась к Дворцовой площади. Скоро, совсем скоро я предстану перед правителем нашей страны. Даже не верится.

Хвала небесам, Томас больше не досаждал мне новыми попытками завязать беседу. Он опять устало смежил веки. Однако при этом продолжал нервно постукивать пальцами по колену, доказывая тем самым, что не спит.

Сохранял он молчание весь остаток дороги. Ни слова не проронил даже тогда, когда карета въехала через ворота в широкий внутренний двор и остановилась напротив высокого каменного крыльца, ведущего во дворец.

Предупредительный слуга тут же с полупоклоном открыл дверцу. Томас легко выбрался из кареты и протянул мне руку, затянутую в черную лайковую перчатку.

Я не стала отказываться от его помощи. Оперлась на нее, осторожно спустившись по ступенькам.