Владимир Атапин - Семинарист [CИ]

- И снова здравствуйте! - Поприветствовал их открыв дверь, после вежливого стука. - Чаю не предлагаю, поскольку не рад вас здесь видеть. Вот Ваше табельное и патроны к нему.

У Игоря руки были заняты шеями товарищей, поэтому оружие и обойму я отдал Тарасову. Документы возвращать не стал, не заслужили пока. Присесть я им не предложил, а сами они не решились. Поэтому стояли передо мной в обнимку, как пьяные хулиганы из Нальчика. Я сделал небольшой глоток из любимой кружки, насладился вкусом сладкого чая и вопросительно посмотрел на Игоря.

Тот как мог, в сложившейся ситуации, уверенно, сказал:

- Ты поедешь с нами.

- Куда и зачем?

- В Военный Следственный Комитет. Ты должен дать показания по поводу гибели двух бойцов спецподразделения ФСБ Альфа во время твоего задержания.

- Во время какого задержания?

- А тебя много раз задерживали бойцы Альфы? - Надо же какой целеустремленный, висит со сломанными ногами на шеях коллег, но пытается меня уличить.

- Кто Вы такой и какие имеете полномочия, чтобы задавать эти вопросы?

- Тебе недостаточно того, что мне известно твоё настоящее имя, - он сделал такую же театральную паузу, как и за несколько минут до него, Тарасов - Анвар Илясович?

Похоже они с Тарасовым вместе репетировали, как будут меня психологически ломать, оглашая мое "настоящее" имя. Очевидно имя - Анвар Илясович, казалось им козырной картой, после которой я раскаюсь во всем и напишу явку с повинной. Как в фэнтезийном фильме, "Я знаю твоё истинное имя демон, покорись мне!".

Но мы не в фэтензийном кино, и известное им имя далеко не истинное, поэтому я ответил коротко:

- Нет.

А вот этот мой ответ, похоже в программу репетиций у них не входил. Как до этого у Тарасова, теперь у его начальника на мгновенье проступило удивление с растерянностью. Создалось ощущение, что он сейчас попросит "Ну пожааалуйста!". Но нет, он быстро взял себя в руки и угрожающе сказал:

- Мы будем вынуждены применить меры принудительного привода. - Но увидев поднятую на моём лице бровь, понял, насколько он сейчас несерьезно выглядит со своими угрозами, поэтому продолжил миролюбиво - Анвар Илясович, Вы же понимаете, что мы располагаем возможностями.

- Бог располагает, а мы лишь предполагаем, что располагаем. Если больше Вам сказать нечего, то прошу на выход!

Старшой сразу сменил выражение, ну точно актёр:

- Пожалеешь щенок! Ты что о себе возомнил, думаешь тебя помнят и заступятся? Завтра, ты будешь просить о встрече со мной. Это я тебе говорю!

- А Вы, это кто?

- Не твоё дело, кто я!

- Так как же я Вас буду бояться, если я даже не знаю кто Вы? Вы же хотите, чтобы я боялся, правильно? Или мне Вас как бабайку следует бояться? Не знаю, кто, не знаю, чем опасен, но очень страшный.

- Издеваешься щенок! Ладно, посмотрим, как ты завтра будешь улыбаться.

Я и вправду улыбался. Но он неверно понял, мою улыбку. Игорю казалось, что я насмехаюсь, а на самом деле улыбка у меня была просто продолжением моего хорошего настроения. Почему-то мне было хорошо, ни оскорбления, ни угрозы не затрагивали во мне никаких струн. Наоборот, мне было жаль этого, униженного, переломанного физически и морально человека, который в своей гордости втройне страдал от унижения и от физической боли.

Ещё я чувствовал его страх передо мной, страх, что он не сможет со мной справиться, что я непонятен для него и потому опасен. Я и раньше встречался с подобными доминирующими личностями, которые себя считали сильными, умными и хитрыми. Их реакция на меня была обычно такой: молодой, неопытный, не тертый калач, но почему-то непредсказуемый, его поведение не согласуется с возрастом, опытом и социальным положением, поэтому - опасен.

Но если реакция этого человека на меня была обычной, то моя реакция на него нормальной не была. Когда сталкивался с подобными индивидами, я всех их без исключения презирал. Понимал насколько на самом деле они мелочны и в своей глубине трусливы, поэтому смотрел на них свысока, и при возможности вредил и лишал их карьеры, чтобы они не мешали жить хорошим людям. Сейчас во мне не было презрения, я не ощущал превосходства и не получал удовольствия от того, что обломал их. Я сочувствовал ему, видел его страхи, знал, что он сам их не осознаёт и от этого страдает, а также я понял, что по большому счету Игорь не виноват в том, что в нём живут эти страхи, он даже не знает, что они в нём живут.

Это все я понял сразу целиком, будто до этого всегда смотрел на кусочек картины, и этот кусочек мне очень не нравился, а потом сделал шаг назад, увидел всю картину и понял, что в цельной картине этот уродливый кусочек неизбежен, он нужен, и без него картина не была бы законченным произведением. Если читать роман "Преступление и наказание" отдельно по главам, не дочитывая до конца, то это будет одно из самых мрачных, депрессивных и бессмысленно жестоких произведений, но лишь когда прочитаешь эпилог, становится ясно насколько светлым и жизнеутверждающим является этот роман. Игорь был для меня сейчас цельным произведением, со всеми его достоинствами и недостатками, поэтому никаких неприязненных чувств я к нему не испытывал, но при этом не испытывал и заблуждений относительно его намерений в отношении меня. Именно эти самые, понимаемые и прощаемые мной, страхи, амбиции и гордость, заставят Игоря с удовлетворением нажать на курок, если нужно будет меня убить. А вот этого я принимать и прощать не собираюсь.