Руслан Агишев - Взять своё [CИ]

«Хранитель! — Кровольд с раздражением выдохнул через стиснутые зубы. — Их мышиная возня меня начинает утомлять…, — ладонь еще крепче вцепилась в рукоять секиры, которая словно просилась пустить ее в дело. — Эти лживые старикашки уже не знают чего хотят! А время раздумий и поисков уже прошло. Настало время, чтобы, не оглядываясь иди вперед!». Но вся эта злоба быстро промелькнула по его лицу и тут же куда-то спряталась до следующего раза… «Еще не время…, — рука с трудом разжалась и со звоном на камень упало тяжелое оружие. — Еще не время показывать зубы».

И с каменным лицом Кровольд направился к выходу из усыпальницы древних владык. Его путь лежал в Большой зал Нижнего города, где он должен был, восседая на троне Подгорных владык, объявиться сбор Железной стены… Впервые со дня крушения древней империи…

Высокий купол шатра, окруженного тройным кольцом бессмертных, возвышался на невысоком холме, с которого взгляду открывался широкий простор окрестностей Турии, городка — спутника столицы королевства. Шатер, украшенный искусной вышивкой королевских символов Ольстера и некогда служивший пристанищем королю Роланду, теперь окружали воткнутые в землю чубуки с черные полотнища, на которых по ветру священные шаморские знаки.

Стоявшая неподвижными статуями вокруг шатра охрана с настороженностью вглядывалась в притихший лагерь и покорившийся победителю городок. В воздухе висела едкая, физически ощущаемая атмосфера страха, заставлявшая вглядываться в темные тени, понижать голос до шепота и вздрагивать от каждого шороха… Командующий гневался.

Внутри шатра раздавались негромкие ритмичные звуки, извлекаемые слепым старцем из странного струнного инструмента. Его искореженные болезнью пальцы с болезненной нежностью касались туго натянутых воловьих жил, крепившихся к изогнутой подобно лебединой шее части инструмента.

Заполнявшая пространство шатра музыка вела за собой кружившихся в танце девушек. Их смуглые тела, покрытые блестящими капельками пота, словно лишенные костей изгибались в невероятных движениях, сплетающихся в будоражащую душу ткань танца.

Тяжелые груди, обнаженные бедра, едва прикрытые тяжелыми нитками серебристого жемчуга, мелькали перед глазами сидевшего старика, и… судя по его полузакрытым глазам и каменному выражению лица совершенно не трогали его.

— Кхе…, — Сульдэ открыл глаза и с недоумением, словно в первые, уставился на соблазнительно изгибающихся танцовщиц. — Прочь, — тут же зашипел он, искривляя лицо в недовольной гримасе. — …

Обнаженных девиц, еще мгновение назад кружившихся возле своего повелителя, словно ветром сдуло после этих слов. Старик, же подслеповато щурясь, с трудом поднимался с подстилки, никак не успевая за упорхнувшими танцовщицами.

— Кхе…, — вновь кашлянул Сульдэ и старик бестелесным духом взлетел в воздух, поднятый дюжим телохранителем и тут же вылетел из шатра. — Все вон, — еще тише проговорил командующий. — и поклонившийся легионер тоже исчез за пологом шатра. — …

Сульдэ же облегченно закрыл глаза и снова погрузился в раздумья… «Станет ли столица ключом ко всему Ольстеру или нет? — несколько последних дней эта мысль никак не давала ему покоя, с упорством страшного яда разъедая его план. — Стоит ли она той цены, которую придется заплатить за то, чтобы стяг Великого Шамора стал развеваться над высокими башнями этой крепости?».

Весь его опыт многочисленных войн, которые султанат вел со своими соседями на протяжении последних почти трех десятков лет, говорил ему, что крепости, даже мощные, окруженные высокими неприступными стенами и глубокими рвами, никуда от него не денутся и рано или поздно падут. Войско же Роланда, арьергард которого постоянно маячит где-то в досягаемости его бессмертных, может стать очень опасным противником, о которого шаморский волк с легкостью сломает свои клыки.

— Он как мерзкий хорек, — с неудовольствием пробормотал Сульдэ, так и не открыв глаза. — Прячется от волка по ямам, норам…, но каждый раз, будто дразня его, снова и снова показывается ему…, — правая рука вытащила из небольшого мешочка на поясе несколько кусочков засушенного корня ертечи, ценимого легионерами за придаваемую бодрость и свежесть, и бросила в рот; почти сразу же от знакомой горечи рот наполнился слюной и через мгновение тупая давящая боль, уже давно поселившая в его затылке, отступила. — Важно не упустить этого хорька и загнать его в капкан…, но и там, загнанный зверь, может быть опасен, — негромко продолжал бормотать он. — Роланд умен…