Робин Хобб - Пой вместе с ветром

Кони вновь прибавили шагу, на сей раз по собственной воле. Сигурд вскинул громоздкую голову и громко, приветственно заржал. Откуда-то со стороны конюшен ему сейчас же ответила другая лошадь.

Из длинного низкого каменного дома вышел человек с фонарем. Ки услышала гул голосов и увидела Руфуса, посылавшего ей навстречу своих сыновей — открывать ворота, заводить серых во двор.

Ларс вздохнул.

— Знаешь, они нарочно послали меня тебе навстречу, — сказал он. — Они хотели, чтобы я сразу начал готовить тебя к Обряду, а я… Другое дело, даже не знаю, у кого это вышло бы. Ты пойми только, что Обряд должен тебя исцелить… облегчить твою ношу… Мы верим, что любая боль отступает, когда ее терпят все сообща. В этом и состоит цель Обряда. Ты говорила, Свен тебе рассказывал кое-что о наших обычаях. Так вот, этот Обряд — один из самых могущественных. Он теснее связывает семью, ибо помогает разделить скорбь…

Ки угрюмо кивнула. Так или иначе, грядущее испытание по-прежнему внушало ей один только ужас. Обряд Отпущения! Знать бы хоть, в чем он заключается!.. Что ж, она в любом случае сделает все, что от нее будет зависеть. Отдаст ради них последний долг памяти Свена. Принесет последнюю жертву. И поедет дальше своей дорогой. Она будет думать о Свене и честно делать все, что ей повелят…

Руфус уже шел навстречу фургону, светя фонарем. Ки проворно соскочила наземь, не дожидаясь, пока он предложит ей помощь. Ларс спрыгнул с другой стороны. Подростки распрягали коней, чтобы отвести их туда, где была уже приготовлена прохладная вода и чистая солома. Сигурд и Сигмунд только устало пофыркивали.

— Долго же ты добиралась к нам, Ки, — приветствовал ее Руфус. Холодные глаза, поджатые губы… К немалому раздражению Ки, он еще и взял ее под локоть. Она что, слепая, которая без подмоги и двери не найдет? Или хромая, чтобы ее под ручку поддерживали?..

«Свен, — сурово одернула она себя самое. — Не забывай!»

Она опустила голову:

— Мне нужно было побыть одной, Руфус. Тебе это, наверное, непонятно, но я никоим образом не хотела вас обидеть или проявить невнимание. Для меня это был такой удар… такая ломка всей жизни…

— А ну, отстань от девочки! — прозвучал с порога повелительный голос Коры. — Если она захочет что-нибудь объяснить, она сама это сделает и при всех, когда народ соберется. Еще не хватало, чтобы все по очереди к ней подходили и каждый пилил! Уж наверное, были у нее какие-то причины. Захочет — расскажет, но всему свое время, и нечего лезть к ней, слышишь, Руфус? А ты, Ки, выглядишь как побитый щенок, честное слово, только не обижайся, пожалуйста. Одного-то терять — и то с ума сойдешь, а тут сразу троих!.. Помнится, когда проклятый кашель свел отца Свена в могилу… нет, не стоит об этом, просто я знаю, отчего бывает такой вид, как у тебя сейчас… Ну, иди сюда, девочка. Небось не забыла дорожку? У тебя будет та же комнатка, что и всегда. Ларс! Посвети ей. О конях, я надеюсь, уже позаботились? Ну, конечно, им нужно зерна, балбес!.. Нет, если в этом доме сама за всем не присмотришь…

Ки показалось, что ее подхватила река. Многословие Коры спасло ее от Руфуса и буквально внесло в ярко освещенную общую комнату дома, а Ларс проводил ее в спальню. Она не успела даже поздороваться ни с кем из людей, собравшихся ради нее в просторной гостиной. Кора все себе трещала сорокой; Ки знала, что за ее неумолчной болтовней прячется потрясение и жестокое горе. «Подстегивает клячу жизни, чтобы скорее проехать скверное место», — говаривал об этом Свен. И правда. Кора умудрялась разговаривать сразу со всеми и одновременно вникать в каждую хозяйственную мелочь, словно домочадцы в самом деле были беспомощными малышами. Мне бы так, подумала Ки.

— Я тебе свечку оставлю, Ки, — сказал Ларс. — Освежись и отдохни немножко. Вечер будет долгий, а ты и без того устала, так что не спеши. Если уж они тебя дождались, ничего, потерпят еще чуть-чуть…

И Ларс вышел из комнаты, решительной рукою прихлопнув за собой тяжелую деревянную дверь.

Ки опустилась на кровать… Кровать была мягко застелена лучшими покрывалами, вытканными Корой, и новенькими меховыми одеялами. Возле занавешенного окна на тумбочке стояла белая чаша, а подле чаши — изящный кувшин. Ки по опыту знала, что прохладная вода в кувшине была сдобрена душистыми травами. Эта комната была предназначена для торжественных случаев. Так, Кора в свое время настояла, чтобы Ки и Свен провели свою первую ночь именно здесь. Здесь же они останавливались и впоследствии, приезжая показывать родне двоих своих малышей. Как-то Свен рассказал Ки, что здесь готовили к погребению и тело его отца. После этого комната стала казаться Ки стылой. Ничто не помогало ей согреться: ни пухлая постель, ни ковер из оленьих шкур на полу…