Даниил Ященко - Двенадцатый [СИ]

Заинтригованный путешественник предложил девчушке пойти к барону сейчас, благо, что владения его начинались в нескольких днях пути на юг отсюда. Сказано - сделано, и маленький отряд вышел по южной дороге и углубился в лесок, чтоб срезать крюк. Как стало известно потом, этот маневр спас им жизни, ибо почти сразу за ними по южной дороге выехало полтора десятка всадников при оружии, но без доспехов, и в богатой одежде.

3

К концу недели изрядно потрепанные и зверски усталые Тари и Канн вышли на тщательно ухоженную лужайку, на которой возвышался четырехэтажный особняк, защищаемый только глубоким, но узким ручьем и стенами, доходящими до второго этажа. Подобная небрежность в обороне вызвала негодование Канна, успевшего, в свое время, еще и послужить в королевской армии простым копейщиком.

На стук молоточка в гонг у широких, окованных железными полосами, ворот выглянул заспанный гвардеец и, отравляя воздух ароматом прогорклого эля, буркнул:

-Убирайся, милостыню не подаем, - на него произвела впечатление изорванная накидки Канна, но, увидев не менее потрепанный, однако явно дорогой костюм Тари вкупе с пристегнутой к бедру шпагой, с которой она ежедневно упражнялась под руководством молчаливого спутника, приосанился и соизволил пропустить незваных гостей в дом.

Их провели в роскошную гостиную и попросили обождать. Канн плюхнулся на диван, не обращая внимания на то, что пачкает обивку, и потянулся к непочатой бутылке вина из Южного предела.

-Кислятина, - вынес он вердикт, отведав дорогущего напитка, предварительно отбив кулаком горлышко бутылки.

Тари же, будто изваяние мифической красавицы, застыла у окна, изучая голубой горизонт.

Вскоре появился и сам хозяин дома - пожилой аристократ барон Гаррот. С первого взгляда на него любому становилось ясно - в жилах этого старца течет поистине голубая кровь. Даже с возрастом черты лица его не стали глаже, тело не потеряло былой силы и сноровки. А вот внук, на руку которого опирался барон, производил совсем другое впечатление: ровесник Тари, утонченный щеголь, чья рука привыкла к изящным хрустальным ножкам бокалов и страшится грубости меча.

-Молодой человек, - начал старый барон, но заметил Тари, высвободился от опеки внука и пересек комнату, словно двадцатилетний юноша, - Найтари, elfallen regna, weirdrunn, - и склонился перед полуэльфкой в почтительном поклоне, ровно перед особой королевской крови. Молодой барон, в это время, беззастенчиво пялился на девушку. Канн хотел разбить о его голову бутылку за это, хотя и сам не понимал, почему, но баронет вовремя обернулся на бродягу.

-Фу, дед, что ЭТО делает здесь.

- Ellora se trenfarso joi Garret, regna, torkchensi myuth.

По-прежнему ничего не понимая, Канн решил взять ситуацию в свои руки:

-Меня зовут Канн, я спас ее...

-Тогда честь тебе, хвала и неисчислимые сокровища в награду, - прервал его барон.

-Дед, что происходит, - вмешался молодой.

-Помнишь, я рассказывал тебе про величайшего воина и могущественного короля Ночных эльфов Ун'Шаллаха? Это его дочь.

Совсем очумевший Канн ляпнул, что Ун'Шаллах никакой не герой и не король, а простой солдат, погибший в маленькой деревушке, на что барон рассмеялся:

-Здесь нет полукровок. Перед тобой чистокровная эльфийка Найтари Эльфарран.

Все трое сели, причем при последних словах старика глаза молодого алчно блеснули. Барон налил себе вина и завел рассказ...

Интермеццо 2. Кровавый рассвет

По пыльной дороге скачет армия. Пыль всюду: она забивается под забрала рыцарей, покрывает сверкающую броню, опутывает копыта боевых коней. Люди спешат на юг. Бьет последний час, еще чуть-чуть, и они опоздали. Предводитель с султаном алых перьев на шлеме, поверх которого одета баронская корона, торопит коня. Бока благородного животного кровоточат, но человека это не останавливает. Он смотрит на лениво встающее солнце и кричит своим воинам:

-Кровавый рассвет. Спешим, спешим, иначе они пропали.

Сотни коней хрипят под ударами шпор, но все тщетно. Перед бароном открывается выжженная дотла равнина. Кое-где уцелели хижины, порой по обочинам дороги видны высокие, прекрасные силуэты, застывшие в плаче над павшими близкими. Что бы здесь не случилось, барон знает - он опоздал, он частично виновен в том, что жители некогда дивной страны в одну ночь лишились крова, множество мужчин погибло, а другие полонены. Лишь немногие приветствуют теперь сорокалетнего барона Гаррота, спешащего на бой, но попадающего на похороны.