Андрей Колесник - Меч и плеть [СИ]

Кривонос поглядел на него с отразившейся в сине-зеленых, как стоячие воды, глазах пламенной убежденностью:

— Это не я начал, старый друг. Ты помянул туманы и призраков? Да встречал я их на своем пути, но не они волнуют меня. Бестигвальд нынче полон других картин. И писаны они не кистью маляра, а руками дворян. Вот, к примеру, Гаспар Дорба, дворянин, хозяин пяти деревень в полудне езды от Королевской Пяты, буквально под боком столицы — месяц назад ему нечем было крыть в шуточном споре с соседями и чтобы доказать свою зажиточность славный Гаспар велел набрать амбар зерном и соломой. Затем приказал войти туда десятку слуг-велон. А после велел закрыть амбар и поджечь на потеху сиятельным господам. Не слышал поди как трещали искры, старый друг, в своей глуши? Ну, тогда вот тебе пример поближе: смазливый юноша Себастьян Винтарх, не упускает ни одной юбки во владениях своего отца, да и чего уж греха таить, захаживает к соседям, как завидит симпатичную велонку. А что, ему простительно — единственный сын своего отца, да еще близкий друг самого известного распутника и шалуна Бестигвальда Родрика ван Дрейна! Ты говоришь, я это начинаю? Отнюдь.

По завершению этой длинной речи Сотар несколько секунд внушительно смотрел на Грива из-под своих тяжелых век, слыша за коротким «отнюдь» шум сабельной сечи.

— Ты все такой же, — с усталой насмешкой сказал он, наконец, — такой каким я тебя всегда помнил. Борец. И тебе никак не понять, что твое чувство справедливости, это только иллюзия. Игра воображения. Мираж, рожденный в сухих песках фантазии. Ты говоришь так, словно и не понимаешь, что наемники всегда сражаются не за свободы, а за деньги. Что те же велоны, скрывающиеся в Вольных городах, если и пойдут биться, то не за идею, а желая поживиться. Не ради свободы, а ради собственной деревеньки или отобранного в бою золотого браслета. Что о справедливости не помышляют даже обиженные Винтархом девочки.

— А ты? — быстро спросил Грив, резко подаваясь вперед. — Ты сам доволен своим положением? Не помышляешь о справедливости? Или тебя устраивают презрительные взгляды беонтов, из которых самый последний дворянчик мнит себя выше лорда-протектора, только потому, что он не велон? Скажешь, тебе нравится чувствовать свою неполноценность, стоя рядом с кичливыми ван Дрейнами или вероломными ван Клеархами? Ты доволен этим?

Сотар снова задумчиво помедлил. Черноусого хозяина Красной Гряды не тронула горькая правда чуждых его слуху речей. Он просто сидел и смотрел, озаренный тонкими белыми свечами. Но не на Грива. На висящий через стол портрет. Высокий черноволосый мужчина с венцом на голове и в пластинчатом доспехе, с легкой иронией, кроющейся в щелочках прищуренных глаз, смотрел с холста. На панцире у него четко обозначался расправляющий зигзаг крыльев сокол.

— Мой отец, — глядя на портрет, мерно заговорил Барлейт, — был достойным человеком. Он всю свою жизнь служил королю и защищал престол. Служил и защищал. Он был велонской крови. Как и мой дед. И первой истиной, которой мой отец-велон научил меня, поставив в строй рядом с остальными своими воинами — в этой жизни у каждого есть свое место. И если ты точно знаешь, где твое, мир никогда не повернется к тебе спиной. У тебя будут враги, но будут и друзья. Отец погиб давно. В битве при Сдвоенной Стреле, которая стала мне кровавой купелью. Погиб оттого, что кто-то в сдерживавшем атаку гашхаров [2] Гашхары — общее название полудикой кочевой народности, живущей к югу от Бестигвальдского королевства и находящейся в состоянии перманентной войны со всеми соседними государствами. строю забыл, где его место. Дрогнул и побежал. Фланг прорвали, и отцу пришлось во главе небольшого отряда самому затыкать дыру. Гашхаров было много больше.

Одуревшие от жары и зелий, с неподвижными глазами, что-то постоянно орущие на своем варварском наречии, они не щадили себя, считая, что бесстрашием напугают нас. Все, что смог отец, продержаться до подхода подкреплений. Но в том бою его ранили девять раз. И он умер. Не знаю, может он кричал перед смертью, молил о помощи и трясся в ужасе, — на скулах Сотара заиграли желваки. — Думаю, этого не было. С той поры много крови утекло. Мне сорок два года. Я прожил жизнь, руководствуясь тем, чему научил меня он. Я лорд-протектор Велона. У меня двадцать восемь поместий и имений. В моих сундуках полно золота и серебра. Моя жена красавица и умница, а дети дадут еще много поводов для радости. Сохранение такого порядка вещей, достойная причина продолжать жить, руководствуясь отцовскими принципами. Но главная причина, которая заставила меня жить именно так, — кивок в сторону портрета. — Я его сын.