Сергей Барк - Бутылка [СИ]

Альфа продолжал сверлить меня взглядом, позволяя острым кончикам клыков выступать наружу.

— Хорошо, — холодно согласился я, кладя грязную салфетку, всё ещё зажатую в руке, на поднос.

— Какой понятливый мальчик, — довольно ответил альфа, но мне всё же показалось, что он несколько удивлён.

Думал, должно быть, что от страха я наделаю в штаны и стану развозить сопли. Ни первого, ни второго я делать не собирался по нескольким причинам.

Во-первых, падать в обморок и заливаться слезами я перестал много лет назад. Храбрецом меня можно было назвать с трудом — страх был мне хорошо знаком, но жизнь, хотел я того или нет, дала мне несколько уроков, один из которых говорил, что лучше не показывать недругам трясущиеся поджилки.

— Иди за мной. — Альфа скользнул взглядом по моему лицу и, развернувшись, направился к одной из закрытых дверей.

Я последовал за ним.

Во-вторых, я точно знал, что всегда следует платить по счетам, и думал так отнюдь не из-за врождённого чувства справедливости. Просто если вовремя не расплатиться, жизнь может предъявить более внушительный счёт и в менее подходящий момент.

Мы шли ярко освещёнными коридорами совсем недолго. За одним из следующих поворотов нас встретил полумрак. В глубине живота холодело, но я продолжал идти прямо, думая о том, что сейчас произойдёт.

И эта была третья причина, почему я согласился на «компенсацию ущерба» подобным образом.

Всё, что от меня требовалось, это отдать вампиру небольшую, совсем не существенную часть крови, грозившую мне лёгким головокружением, после чего я смогу спокойно уйти.

Так поступали «бутылки» — неприятный, оскорбительный термин для тех, кто решал кормить собой вампира. «Бутылка» звучала ничем не лучше «шлюхи» или «подстилки».

Эти мысли я старался гнать прочь, понимая, что узнай об этом кто-нибудь, я стану предметом всеобщих насмешек и унижений. Но — никто не узнает о том, что случилось сегодня. Здесь я впервые и всё закончится ещё до того, как успеет начаться. Вампир меня не выдаст, иначе ему самому придётся отвечать на вопросы полиции, уж об этом я позабочусь.

— Присаживайся, — махнул он рукой на кушетку посреди тёмной комнатки, куда мы проникли секунду назад.

Я не взглянул на него, усаживаясь и стягивая выданный пиджак. В комнате тем временем стало светлее — вампир зажёг свечи. Какая пошлость, — подумал я, и дурацкая мысль немного приободрила болезненной весёлостью.

Альфа опустился рядом.

Продолжая расстёгивать манжет на левой руке, я заговорил:

— Укусишь в запястье, — так я легко мог скрыть следы под манжетой рубахи или напульсником во время физкультуры, — одна доза и я ухожу. Если попытаешься меня шантажировать и требовать ещё, я обращусь в полицию. Будь уверен, я сделаю это, — перевёл я твёрдый взгляд на альфу, стараясь не показывать накатывающую на меня панику.

В свете свечей глаза вампира горели больным потусторонним светом. От этого взгляда мне стало не по себе и я поспешил отвернуться, чтобы проверить, правильно ли лежат складки тщательно закатанного рукава.

— А ты умный парнишка, — хмыкнул вампир, но, кажется, он снова издевался.

Я вытянул руку, а сам уставился в противоположный угол. Несмотря на то, что я знал и представлял себе весь процесс в общих чертах, видеть собственное унижение не хотелось. Что сказал бы отец?

Я поспешил отмахнуться от этой мысли, пытаясь представить его лицо, получи он счёт за чистку ковра.

Холодные пальцы перехватили мою руку, заставив вздрогнуть против воли. Меня слегка потянуло в сторону. Язык прошёлся по коже, заставляя поёжиться. Чужое дыхание всколыхнуло мурашки.

Сердце в груди задрожало от страха.

В освещённом зале, в окружении людей я чувствовал себя более уверенно.

Кожу царапнуло, и не успел я подумать о том, что это могло быть тем единственным, о чём мне не хотелось думать, как два острых клыка легко проткнули кожу, словно моя рука была мягким бутербродом с маслом.

Вспышка боли, сорвавшая с губ крик, погасла почти мгновенно. Я ощущал клыки под кожей, но они не доставляли никакого неудобства. Холод чужого прикосновения, и тот казался более неприятным, чем два отростка, застрявшие где-то в сплетении вен.

На стене тихо тикали часы — я услышал их не сразу. Стоило мне успокоиться и понять, что всё в точности как описывали те, кому иногда приходилось продавать собственную кровь, как слух и привычное ощущение окружающего мира вернулись…

Единственное, что немного выбивалось из привычной колеи, было всё то же мерное тиканье часов, показавшееся мне невыносимо медленным, ленивым, и с каждым новым щелчком следующий казался всё дальше.