— Те, — медленнее повторил Хюрем, — кто выжил, давно убиты.
— Но ведь мы живы!
Хюрем нахмурился.
— Ты жив, потому что с прошлого года я давал тебе яд.
Лето опешил, застыв на несколько долгих мгновений.
— Зачем? — простодушно спросил он, вдруг припомнив, как долгое время его мучили несварение и лихорадка, которую Лето списал на перемены в собственной личной жизни, позволив Хюрему исполнять роль альфы. Похоже, тогда он совсем не разобрался в событиях.
— Чтобы ты пережил эту ночь и мы могли сбежать.
Целая минута, а может, и больше, потребовалась Лето, чтобы речь к нему вернулась.
— Ты… ты знал? — голос вдруг взвился, по телу прокатилась дрожь. — Знал о нападении? — альфа не мог поверить словам, сорвавшимся с губ Хюрема.
Омега кивнул.
Праведный гнев нахлынул на Лето, заставляя голову звенеть. Он вмиг подскочил к Хюрему, хватая того за грудки.
— Но почему? Почему ты ничего не сказал?
Неясная мысль, что, знай раджаны о нападении заранее, все были бы живы, не давала устоять на месте. Тянула душу, выворачивала наизнанку. Как мог знать Хюрем и промолчать?
— Почему, Хюрем?
— Это бы не спасло вас, — выдохнул Хюрем в лицо Лето, пока тот продолжал его трясти.
— Нас? — Лето не понимал.
— Раджанов. Сынов Касты, — откликнулся Хюрем, провисая на кончиках пальцев. — Стая давно подбиралась к вам. Потратила на подготовку долгие и долгие годы, внедряя своих людей всюду, где те могли бы оказаться под боком. Это вам не восстание Грязного Радавана. Стая продумала всё до мелочей. Когда людей для броска наконец стало достаточно, день был назначен.
— Праздник Касты.
Хюрем снова кивнул.
— Но ты знал давно, почему же не сказал? Карафа бы наверняка придумал, как вычислить предателей, как уничтожить заразу.
Хюрем чуть скривился, не глядя на Лето, и, высвободившись из захвата, отступил на пару шагов.
— По той причине, что и сам я зараза, — он нашел в себе силы посмотреть в лицо Лето. — Меня послали не за тем, чтобы я спасал вас, а затем, чтобы уничтожил, — омега сделал паузу, давая Лето осознать, в чём он только что признался; и по ошарашенному взгляду Хюрем мог судить, что горе не отняло у альфы последние зачатки разума. — Это я должен был следить за тем, чтобы Карафа был занят посторонними вещами и не заметил заговор.
— Посторонними вещами? — Лето сморгнул. — Ты… говоришь обо мне?
Вспомнить о том, что не было человека во всём Барабате, за кем бы старший субедар Зариф Карафа следил пристальнее, чем за Лето, было просто. И Лето вспомнил.
— Он не сводил с тебя глаз, и когда я появился рядом, стал наблюдать ещё внимательнее. В конце концов, ты был наследником, а я никем, явившимся из ниоткуда.
— Но мы пара! — воскликнул Лето, когда понимание обрушилось на него стеной.
— И это единственная причина, почему ты ещё жив.
Долгожданное признание Хюрема в том, о чём Лето и так знал, но так жаждал услышать, не принесло ничего кроме боли. И если он считал, что мука, причинённая известием о смерти близких, была сильной, то понял, как глубоко заблуждался.
— Почему ты сбежал от меня? — этот вопрос Лето задавал себе бесчисленное количество раз, но ответы, приходившие на ум, оставались догадками — Хюрем никогда не отвечал.
— Тогда, на улице, — заговорил омега о том, о чём не мог врать, но и правду до поры до времени не мог выпустить наружу, — я узнал истинного в раджане. В сыне племени, по чью душу явился, — голос Хюрема вибрировал. — Моя цель была иной, и я предпочёл скрыться, пока не решу, что стану с тобой делать. Ты отыскал меня раньше, чем я собирался позволить, и спутал все карты.
Хюрем должен был сказать, что Лето не просто помешал его планам. Лето изменил его, заставив испытать дикие желания, но такие честные, что стыдно становилось перед самим собой. Перед тем, кого из него растили. Хюрем больше не желал ничего, кроме Лето. Быть рядом с мальчишкой, сдувая с него пылинки и уча уму-разуму. Желание рассказать об этом схлынуло так же быстро, как и возникло.
— Я не признавался, что мы пара, в отместку. У меня была цель, а ты решил всё по-своему. Пристал со своей истинностью и сделал из меня подручного, — Хюрем хотел оправдаться, ведь на самом деле он был рад, что своеволие Лето сложило их судьбу, с которой поначалу Хюрем решил бороться — но сказал совсем другое.
Хюрем давно позабыл как ведут себя люди, испытывая искренние чувства. Он умел только притворяться, но сейчас не мог и этого, походя на бессердечного истукана. Правда, на которую он наконец отважился, вытащила на поверхность мерзкую однобокую пустышку, способную только убивать. И сейчас Хюрем впервые чувствовал, что Лето видит всё его уродство.
Читать дальше