Сергей Барк - Поймай судьбу за хвост! [СИ]

С магазином еще проще. Магазины у нас на соседней улице, можно напрямик через двор пробежать. Народу в них почти никогда не бывает. И продукты все свежие. А в вещевые магазины я еще не ходил, Старший сказал, что надо идти вместе, потому что я могу купить что-нибудь не то, в смысле, не соответствующее статусу. Оказывается, когда по телевизору говорили, что одежда показывает твое положение, это на самом деле правда. Не понимаю я этого, если честно. Ну какая разница, что на тебе надето, если ты все равно никого не интересуешь. Правда же?

Ну и готовка. Готовлю я дважды в день, утром, когда Старший на работу уходит, и вечером, когда он с нее возвращается. Готовлю я неплохо, ему нравится.

Так вот, это я о чем. В общем, на все домашние дела у меня в день уходит два часа, а остальное время мое.

Только вы не думайте, что я просто так мышей гоняю. Я готовлюсь к экзаменам. По-настоящему.

Экзаменов у меня будет шесть: четыре письменных и два устных, как у обычных школьников, потому что я теперь член клана Нарад со всеми правами и обязанностями. У меня теперь есть паспорт. Настоящий паспорт. Темно-зеленый, с коричневой полосой, потому что я еще несовершеннолетний.

Иногда, когда поблизости нет Старшего, я произношу свое полное имя вслух: Тагир Ракеш Нарад. Звучит так, словно я какой-нибудь аристократ. Я! Подкидыш Тагир из приюта, собиравшийся всю жизнь работать до седьмого пота и уже попрощавшийся с радостью и счастьем навечно, теперь равноправный гражданин. Ничем не хуже остальных. Этот шанс я ни за что не упущу и приложу все усилия с благословения Божественной. Тем более учиться мне всегда нравилось.

Учителя хвалили, некоторые, конечно, не все. Но приютские сдают всего два экзамена — теологию и обществознание, отчего-то все думают, что науки не нужны. Так что все дни приходится проводить над книгами. Физику с математикой я могу сдать, а вот с литературой и историей проблемы. Хорошо еще, у нас своя библиотека есть, за книгами никуда ходить не надо. Целая комната под книги отведена, можно, наверное, всю жизнь читать, не переставая. И кресло мягкое, залезешь в него с лапами, на столик блюдо с печеньем поставишь, молока стакан, мр-р-р… и мир не существует.

Я однажды так зачитался, что пропустил приход Старшего…

Время до прихода Ракеша еще оставалось, и я подумал, что не случится ничего страшного, если я прикрою глаза на несколько минут и пристрою голову на мягкую спинку кресла.

Проснулся я от того, что кто-то коснулся моей руки. Живя в приюте, нужно всегда держать ухо востро, иначе неизвестно, проснешься ли ты при собственных вещах или в последних трусах. Или уже без них. Потому, ощутив чье-то поползновение в свою сторону, я по привычке встал на дыбы, выгибая спину и злобно шипя. Так, чтобы напугать обидчиков.

Вот только я совсем забыл, что теперь живу в семье и крыша над головой родная, а потому опасаться мне абсолютно нечего.

Кресло подо мной пошатнулось. Злополучный антиквариат имел тонкие резные ножки и был малоустойчив. Я почувствовал, как заваливаюсь на бок. Кресло зацепило стол, тот накренился, стакан съехал на пол, разлетевшись вдребезги. А на меня ошалело пялился Старший, видя, что я, вместе со всем учиненным бедламом, лечу прямо на него.

Ой, Божественная!

— Не ушибся? — Погладили меня мягкой лапой по голове.

— У-у, — помотал я головой, что-то промычав. Вот теперь я точно получу. Мало того, что навредил Старшему, так еще и мебель испоганил. А ковры бактрианские, шелковые! Теперь молоко придется языком вылизывать, пока не сотру все до капли или на языке мозоли не появятся.

— Таги-и-р, — позвал меня ласковый голос. Обманчиво ласковый. Грас тоже всегда так разговаривал, готовясь отомстить побольнее.

— Простите, пожалуйста.

Не глядя на Старшего, я поднялся и вышел из комнаты. Где лежат ремни Ракеша, я знал. Сам укладывал каждый вечер в строго определенном порядке. Старший любит, когда все находится на своих местах. Взяв самый скромный из них, я вернулся в комнату и, не поднимая глаз, протянул орудие наказания. Старший уже поднялся на ноги, стоял, уперев руки в бока, должно быть, прикидывая масштабы ущерба.

Он принял ремень молча.

Оттягивать неизбежное — только увеличивать суровость наказания. Этот закон я усвоил очень рано.

Развернувшись к Старшему спиной, я подошел к кушетке, лег на нее животом, стоя коленями на полу. Уткнул морду в обивку и оттопырил хвост, так, чтобы удар пришелся по самому нежному месту.