Сергей Барк - Серый [СИ]

Был ли я прав или просто придумывал, кто знает. Но я мог бы поспорить на собственную жизнь, что всё именно так. Я вспоминал папу и плакал, только теперь вдруг осознав, как же сильно он меня любил. Как же больно мне было, и всё-таки я был счастлив, что узнал об этом, пусть и с таким опозданием.

Я подумал, что если Дитер любил Иво так же — или хотя бы отчасти, то хорошо, что я вообще остался жив, когда рассказал ему о том, что стало с братом — с его единственной семьёй. Пусть и с благими целями, я причинил ему боль, ведь это он должен был его защищать.

Иво нуждался в нём, и Дитер не мог об этом не думать.

Самому мне теперь казалось, что я бы убил, если бы кто-то посмел влезть между мной и другим мной, потому что никак иначе этот уже отдельный кусочек плоти я не ощущал. Омега был частью меня и частью того, кого я любил. Частью человека, который давно пустил корни, продырявившие меня насквозь и навсегда застрявшие в мясе.

Наверное, я бы не приукрасил, если бы сказал, что давно не знал, сколько места во мне занимаю я сам и сколько занимает Дитер. И пусть в тот момент его не было рядом, я всё равно ощущал его в себе и в крошке, прикорнувшей на моей груди.

Дитер явился на следующий день. Злой, как чёрт. Мне показалось, он хотел что-то сказать — его лицо покраснело от напряжения, но он сдержался. Я не торопил и ничего не спрашивал, видя его состояние. Когда он заговорил, то попросил принести ребёнка. Я позвал медбрата.

Он принимал на руки малыша так, словно тот был хрустальный, а затем с таким же трепетом, осторожно, подошёл к креслу и сел. Его глаза были сосредоточены на том, кого он видел впервые в жизни и, кажется, собирался запомнить до последней морщинки и чёрточки до конца своих дней. С той же жадностью и восхищением глядел в этот миг я, зная заранее, что тоже никогда не забуду эту простую картину.

На миг мне даже показалось, что я абсолютно счастлив.

— Как ты его назовёшь?

— Не знаю.

Я действительно не думал об этом. Я вообще старался не думать о ребёнке, как о живом существе, понимая, насколько это опасно. В пределах собственной черепной коробки я разрешал только определённые мысли: я залетел в соответствии с планом, затем у меня был живот, с которым я никогда не разговаривал, как делали некоторые беременные омеги, и даже старался не касаться без причины. Я даже не разрешал себе слово «беременный», считая его неоправданно праздным. Словно этот статус позволял забить на всё разом и разрешить событиям происходить без моего ведома. В моём понимании это было полнейшим попустительством. Это могло попросту отвлечь меня от моих целей и пустить поезд моей жизни под откос.

Недопустимо.

Наблюдая за тем, как Дитер воркует над ребёнком, я понимал, что был совершенно прав.

— Давай назовём его Кайли?

Дитер с неохотой оторвал от малыша взгляд, чтобы проверить, почему я молчу.

Я только пожал плечами, и альфа вернулся к созерцанию своего сокровища. Над именем я, понятно, тоже не думал, сторонясь любых лишних мыслей. На самом деле мне было всё равно, какое у ребёнка будет имя. Я и сам изменил своё, когда увидел необходимость. Не имя делает нас, а мы имя. Хотя и это тоже совсем не важно. Так что я легко позволил Дитеру сделать этот выбор. Сейчас, видя его улыбающимся, я бы сделал, что угодно. Ему стоило только попросить. Хорошо, что он об этом не знал.

Время пролетело незаметно и в палате робко возник медбрат — ребёнка следовало покормить. Дитер с явно сквозившим недовольством отдавал ценность почти постороннему, но спорить было бы глупо. Мы остались наедине, и туча снова затянула на время прояснившееся лицо.

— Я узнал только сегодня, — произнёс он, объясняя своё отсутствие, и видно было, что ему не нравилось оправдываться, и всё же он это делал. — Ты специально сказал, чтобы мне не говорили?

Не сразу я понял смысл последних слов.

— Что за чушь.

Дитер напрягся из-за того, с какой лёгкостью я отмахнулся от обвинений.

Не знаю, что именно произошло в лагере — так я звал наш двор, но к этому я был непричастен. Мелкие игры меня не трогали. Но, кажется, я понял, почему альфа злился, когда заявился в палату.

— Когда выписка? — холодно спросил Дитер, видимо, решив не допытываться.

— Через пять дней.

— Есть осложнения?

— Нет, но я попросил врачей тщательно проверить ребёнка, — помедлив я добавил. — Кайли.

Дитер подумал пару секунд и кивнул, соглашаясь.

— Ребята останутся в больнице. Присмотреть.

— Зачем головорезы в роддоме?