Мюриель Барбери - Странная страна

– Здесь все возможно, – подумал Петрус.

– Мы услышали евангелие от глупца, – сказала Мария отцу Франциску.

– Пустота и чудо . Старая песня Эстремадуры, о которой Луис напомнил тебе вчера в подвале, – сказал Хесус.

– Вчера, – пробормотал Алехандро. – С тех пор прошла вечность.

В последний час любви

Все станет пустотой и чудом

Книга отцов

Только эльфийский язык или язык народов Востока в земле людей может передать связь природы и сознания, но только человеческое воображение может сотворить из этого рассказ, ведущий за собой все остальные.

Росчерк кисти – это единство, через которое рождается множественность, мост между видами и вселенными, матрица всех повествований, улавливание мелькнувшего мерцания, успение чуда, свобода пустоты и волшебства мира.

Больше того, единое касание кисти есть доказательство того, что реальность всегда порождается видением, перевоплощенным в вымысел. Вымысел, предложенный компанией, собравшейся в Нандзэне, был хрустально ясен: волшебство рождается из пустоты, которая в свою очередь порождает простоту красоты.

А следом за ней – сложность внутреннего горения.

Четвертая Книга – это Книга отцов.

Но слово отцы должно звучать именно так, как звучит оно в великих Книгах. Полномочия женского материка распространяются на все, что учит нас жить. Мы говорим «отцы», как могли бы сказать «матери», «братья», «сестры» или «товарищи». Но люди и эльфы подразумевают под отцовством, безотносительно к полу и культуре, реальность невидимых связей и наследований, очевидность того, что живые несут ответственность за мертвых, а мертвые за живых, и потому Книга отцов является хранилищем сфер, родовых линий и наследований, которых не различить невооруженным глазом.

Истинные узилища, как и истинные завещания, всегда невидимы, они передаются ветром грез и дыханием деревьев.

Отцы тоже пришли в свой черед на помощь последнему альянсу.

Не бывает сына без отца, жизни без предназначения и свободы без наследия. Алехандро молча наблюдал, как красная арка превратилась в черный проход и над призрачно-проницаемой дорогой возникли мертвые деревья. Природа их вибрации была сходна с той, что возникала на кладбище Йепеса, и он узнал мерцание былых дней. Мертвецы всех царств говорят друг с другом, сказал он себе, и ему захотелось поделиться этой мыслью с той, кого он любил. Глянув на Клару, он увидел, что та помрачнела, а взгляд ее стал серьезным и отдаленным.

– Что случилось? – тихо спросил он.

– Что-то идет не так, – негромко ответила она. – Но я не знаю, что именно.

Тагор показал им догорающие поля, где прошла битва двух миров. Огненный прах пожрал оружие и тела; выжившие солдаты Ирландии и иного мира, рыдая, бродили под снегом. Алехандро смотрел на пшеницу Синнёдо, заполоненную черной кровью, на поле, где орки, луки, мечи и мертвецы исчезли в земле, ставшей пламенем, и ему показалось, что он слышит новый гул. Страж протянул ему флакон почти черного чая, который разлился во рту знакомым вкусом, и он пробормотал: херес. Гул, поднимавшийся с полей Синнёдо, все усиливался, и серый чай раскрывал его сущность.

Знаете ли вы, что значит жить в краю жизни и смерти? Это странная страна, но истинная человечность только в тех, кто говорит на ее языке. Они могут обращаться к живым и к мертвым, как если бы те были единым существом, и Алехандро был знаком этот говор. Ребенком, на какую бы дорогу он ни ступал, она неизбежно приводила его к стенам кладбища Йепеса. Там, среди камней и крестов, он чувствовал, что находится среди своих. Сам он не умел говорить с ними, но мирная тишина этого уголка шелестела для него их речами. Впрочем, даже когда значение ускользало, музыка мертвецов проникала в него, добираясь до какой-то точки в груди, где становилась понятна без слов. В такие моменты великой наполненности он замечал краем зрения яркое мерцание и знал, что видит свет иной формы сознания, неизвестной и мощной. Сегодня в Нандзэне оно приняло новый облик, и он понимал, какую силу дает ему серый чай.

Он посмотрел на Марию, которая в ответ медленно кивнула, и Клара, впитав их немой диалог, сыграла псалом, отражающий наследия, посланные небом.