Андрей Лазарчук - Дочь Белого Меча

— Это великий конь, — сказал он. — Это лучший конь в мире. Таких нет больше.

— Да ну? — не поверил царь.

Александр выпил кубок до дна, бросил его на пол.

— Я обогну на нём Ойкумену, — сказал он. — Всю Ойкумену — от одного берега Океана до другого, а потом от юга к северу… Нарекается Буцефалом.

— Хорошее имя, — сказал царь. — Жаль, что я не догадался назвать тебя так…

Они обнялись.

— Шеру!

Сверху упала здоровенная шишка. Потом, рассыпаясь трухой — половина старого гнезда какой-то дурной птицы. Кому из нормальных птиц придёт в пустую голову мысль вить гнездо в ведьмином лесу?

— Шеру, быстро домой. Или пойдёшь пешком.

По земле Шеру перемещался совершенно бесшумно, а вот по деревьям… по деревьям он ходил, как старый ёж по сухим кустам. Не так давно при Ягмаре он перепрыгнул с одного сухого дерева на другое — и едва не сломал оба. Она сама прыгнула бы тише.

Наконец кот неторопливо появился из-за толстого корявого ствола и разлёгся на нижнем суку. Ягмара потихоньку тронула Лошадку, проехала под ним, выставив левую руку углом. Кот невесомо слетел на руку, потом по спине всадницы перетёк на толстую войлочную попону на крупе Лошадки, поёрзал немного и развалился там. Ягмара потрогала его пятками.

Кот мощно заурчал, высказывая полное довольство.

Он очень любил такие прогулки — по лесным тропам, по берегу реки, по лугам, по дорогам между полей. И не любил по городу. Спрашивать, почему так — было делом совершенно бессмысленным. В городе он владел целым домом, вот и всё. Наверное, в доме он поддерживал какой-то порядок, разгоняя мелкую назойливую нечисть. Но на весь большой город сил его не хватало, и Шеру предпочитал города не замечать…

Ягмара и сама время от времени чувствовала что-то подобное.

С той ночи, когда чёрный заморский колдун на глазах у множества народа унёс её отца, вцепившегося колдуну в длинную бороду и отчаянно рубившего его обломком меча, и к ней, и к матери стали относиться с огромным уважением, но и с опаской. И женихи не вились за Ягмарой, хотя ей уже давно минуло пятнадцать лет и осенью будет уже шестнадцать. Не досадуй, доченька, говорила мать, горстями только мелкий речной жемчуг сыплется…

Впрочем, Ягмара не особенно тяготилась своим не в меру затянувшимся девичеством. Как внезапно выяснилось, владения отца не ограничивались городским домом да половинной долей в караванной артели. Ему принадлежали многочисленные табуны и выгулы в Заречье, богатые рыбные ловы на протоках Доны, пруд и мельница неподалёку от Царской дороги, хлебные склады. Никто не сомневался, что за Ягмарой дали бы весьма достойное приданое, — да вот только отец, владелец всего этого, находился в длительной безвестной отлучке…

К Вальде, матушке, время от времени то от самого царя Додона, то от купцов, компаньонов отца, подсылали советчиков: по суду-де можешь счесть себя сирой вдовой либо брошенкой, самой, как положено, замуж выйти, дочку выдать… Вальда отвечала тихо, размеренно, вежливо, — а вот случившаяся однажды при таком разговоре Ягмара сдёрнула со стены тяжёлый плетёный ременной кнут — и очень плохо пришлось бы наглецу, да мать за него заступилась: не по своей он воле просит, подневольный человек, посланец…

Дед Вергиз почти насовсем перебрался тогда в их дом, хоть и не положено это было по обычаям города, но кто посмеет указывать судье на обычаи? Много хозяйственных забот и невзгод он взял на себя, но притом и дочка его с внучкой никогда не сидели без дела. И так было до проклятой прошлой зимы, когда деда вдруг в одночасье не стало — слез с коня, вошёл в дом и грянулся во весь рост…

По полгода и больше Ягмара жила в степи, перегоняя дальние табуны; сама лицом и повадками похожа была на кочевницу и многие законы и обычаи кочевые понимала. Так что в городском доме она теперь чаще просто гостила, проверяла, как тут всё без неё, а потом снова возвращалась в степь. Всё больше степь становилась домом.

Ну да, и Шеру…

Была бы хоть малая возможность, она бы забрала его с собой, но кочевники с непонятной подозрительностью и враждебностью относились ко всем степным кошкам, считая их почему-то предателями рода людского, и невозможно было объяснить, что вот этот, с полосками на лбу — этот наш, всей кровью наш, за нас — и не предаст никогда. Поэтому приходилось каждый раз вот так: расставаться и возвращаться.

Гулять вместе, потом валяться и бороться на ковре, потом гонять мелких домашних нечистиков…