Анна Гаврилова: Лорд, который влюбился 2

— Любимая, я бы никогда… — убежденно продолжил Рэйнер, но я перебила.

— Не ври.

Замолчал, глянул остро, а потом прозвучало:

— Ну, да. Это я. И что? — и ни капли раскаяния на аристократической физиономии! — Что мне было делать? Ждать, когда ты, наконец, догадаешься?

— А вариант сделать предложение обычным, традиционным способом не рассматривался?

— На тот момент нет.

Рэйнер отбросил перо и поднялся из-за стола, демонстрируя все то же неприличное полотенце. Очень неприличное и интригующее. Такое, что… Впрочем, стоп!

— Это возмутительно, — сказала я.

Теперь все силы уходили на то, чтобы не улыбнуться в ответ. Незачем ему знать о моей радости. Пусть помучается.

— Согласен. Это крайне возмутительно и недопустимо. Ужасно!

Издевался. Иронизировал! Я же… гордо вздернула подбородок и начала пятиться, одновременно прикидывая — как бы сбежать так, чтобы поймал и поцеловал еще раз.

А лучше два раза…

Впрочем, от трех поцелуев тоже не откажусь!

Эрика Тизар

— Ну что, готовы к неприятностям? — спросил Гиберт, за которым уже прочно закрепились функции капитана, и мы кивнули.

Гиб тут же протянул руку с зажатым в ней игровым компасом, а мы привычно положили ладони поверх.

Реальность сразу начала меняться, стены тренировочного зала Боевого факультета исчезали, вместо них появлялись другие. Очутившись в небольшой и самой обыкновенной на вид комнате с единственной дверью, мы все судорожно вздохнули.

— Надеюсь, ничего ужасного не будет, — проронил Максион.

— Угу, — хором поддержали Фикс и я.

Впрочем, насчет ужасности мы драматизировали — объективно, поводов для таких опасений не было. Все давно вернулось на круги своя, и испытания стали самыми обычными. То есть тоже мурашки подчас бежали, но мотаться по Мертвым землям по три дня уже никто не заставлял.

В том, что касается наград, ситуация тоже пришла в норму. Никаких горшков и кошельков туго набитых монетами больше не было. Одна, две, ну максимум три монетки. Это с одной стороны огорчало, а с другой…

Во многом благодаря сбою наша команда забралась на первое место турнирной таблицы и обосновалась там настолько прочно, что уже не сдвинешь. И вот это как раз радовало, но другие факультеты принялись ворчать и требовать пересчет.

Только как этот пересчет сделать? Игра — штука сложная, и с магическими узлами, которые обеспечивают процесс, все очень и очень непонятно. Народ из числа недовольных даже дошел до ректора, но тот лишь руками развел.

Касательно причин того сбоя тоже ничего не прояснилось. Лично я надеялась, что в ходе допросов что-то всплывет, что и здесь поработали враги, но нет. Рэйнер специально рассказал подробности дознавателям, и те интересовались у всех, даже у старика Токса Акстера про игру спросили. Только результат оказался нулевым. Никто и понятия не имел.

Зато после того, как прозвучали имена Гиберта, Максиона и Фикса, магистр Иверс признался, что несколько раз давал парням дурманящее зелье. Вернее, подливал это зелье в эликсир для роста мышечной массы, который парни попросили для них купить.

У ребят из команды даже взяли пробы крови, чтобы проверить, и наличие следов дурмана подтвердилось. Эксперты заявили, что дурман притупляет восприятие окружающей действительности и умственные способности. Что не будь его, Макс, скорее всего, вошел бы в тройку отличников по сессии, а значит я могла в эту самую тройку не попасть.

То есть, невзирая на мнение о моем трудолюбии, магистр Иверс подстраховался, и по причине той же отравы парни, будучи сильно измотаны, тогда и вызверились, что и привело к ссоре. Теперь, зная все обстоятельства, я зла не держала, но Макс и Гиберт все равно извинились еще раз и принесли огромный такой букет.

В общем, в том, что касается сбоя в игре, лично я смирилась и забила. Были сбои и нет. Хорошо, что мы сумели сыграть достойно и в тех обстоятельствах!

Сейчас же, учитывая невозможность пересчета, основная борьба разворачивалась за второе и третье места, но наша команда, невзирая на нерушимое лидерство, не филонила. Мы играли честно и выкладывались по полной каждый раз.

Только мандраж все равно не отпускал, и при попадании в игру все и всегда нервничали. Вот и сейчас — что находится за дверью? Вдруг очередной кошмарный ужас или ужасный кошмар?

Когда в воздухе проявились призрачные песочные часы, Гиберт сказал:

— Все. Идем!

И храбро шагнул к той самой двери. Открыл ее, и… мы вышли в просторный торжественный зал.