Михаил Игнатов - Пустошь. Нулевой круг

Орикол был ужасающе грязен и давно не мыт. После его появления вонь стала так сильна, что буквально резала глаза. Он бы хоть циновки скатал, чтобы ветерок не только облегчал страдания от жары, но и проветрил дом. Но ему, похоже, было все равно и он давно привык. Одет он был в широкие кожаные штаны и дорогую выбеленную тонкотканую рубаху с длинным рукавом. Когда-то дорогую. Сейчас она была черна от въевшейся пыли и покрыта пятнами пролитого на нее вина. А еще он был бос, как последний бедняк. Даже хуже. Потому что я, один из таких оборванцев, был в мокасинах. Давно не бритый и не стриженый, с жирными черными волосами, в которых добавилось седины, он слабо напоминал того Воина, которого я когда-то впервые увидел у костра в центре деревни.

— Я Леград, — не видя понимания в мутных глазах успевшего опохмелиться воина, я продолжил: — Сын Эри и Римило.

— А! А. Ага. Помню, — Орикол задрал голову и стал чесать обеими руками шею под короткой неряшливой бородкой. — Чего тебе нужно у меня, мелкий?

— Я прошу у вас наставление о Закалке меридианов, — не дождавшись ни звука от деревенского учителя по возвышению, я продолжил. — Моя десятая зима уже наступила, вы должны меня учить, — конечно, мама не говорила мне искать проблем, но злость на всех в деревне, а на него в особенности, жгла мне язык.

— Кардо дружески посоветовал мне не учить тебя, — Орикол пожал широкими плечами, он, к слову, был удивительно могуч телом. Казалось бы, пьет каждый день и не выходит из своего дома неделями, а по-прежнему перевит мышцами, как и тогда, когда мы приехали сюда. — Твой отец был невероятен и достоин моего уважения. Но этого мало, чтобы искать на свою голову проблемы, пуская тебя на занятия, — деревенский учитель помолчал, а затем продолжил, расчесывая бороду, непонятного в этом полумраке цвета, грязными пальцами, — Вот твоя мать хороша, почему она не пришла ко мне просить за тебя?

— Ах, ты! — рявкнул я, а затем почти буквально зажал себе рот, сдерживая все те ругательства, что лезли из меня после этих гнусных слов. Я заставил себя глубоко дышать, невзирая на вонь, что царила вокруг, чтобы успокоиться и не броситься на этого грязного алкаша.

— Га! — противно заржал, словно мул из обоза, Орикол. — Вот я из уважаемого превратился снова в простого ты. Это мне знакомо, это мне привычно. Вали отсюда щенок.

— Я ведь не прошусь в ученики, а хочу получить лишь одну книгу. Зачем, уважаемый, — я выдавил это слово, представляя, как сжимаю его грязное горло, — мечтает о несбыточном?

— Какой дерзкий щенок, — показал зубы в оскале Орикол. — И что же, по-твоему, для меня сбудется?

— Прошу возьмите, — теперь оскалился я и, вытащив из-под рубахи бурдюк, чуть встряхнул его, чтобы он булькнул.

— Щенок учится огрызаться, — Орикол плюнул на пол, который от этого не стал грязнее. — Исчезни с моих глаз, пока я не отбил тебе зад, выкидывая из моего дома.

— Это вино охотника Ди. — я не сдвинулся с места.

— Ух ты! — Орикол снова почесал шею, а затем раздраженно дернул короткую бороду. — Сам бы ты не додумался до этого. Но вряд ли, Эри советовала тебе мне хамить, — я сдержал рвущиеся из меня слова. Не сейчас, когда все висит на волоске. — Да, искушение велико. Хорошо, щенок, давай его сюда.

— Книгу, — я быстро спрятал бурдюк под рубаху и отступил к циновке, готовый выскочить наружу.

— Щенок умеет думать? — Орикол улыбнулся так, что мне захотелось самому плюнуть, и развернулся. — Сейчас. Лови! — хотя к темноте вокруг я уже привык, и движение алкаша видел, но среагировать не успел, и мне в грудь врезался небольшой предмет.

— Спасибо, уважаемый, — я бросил взгляд, проверяя, на поднятую вещь и протянул бурдюк, пряча ее за пояс.

— Ой! — сморщился Орикол, уже успевший найти грубый стакан красного обжига, до этого валявшийся на полу и сейчас с сомнением его разглядывавший. — От твоего именования у меня сводит скулы, столько в нем яда. Будь проще, пацан, я просто немного развлекся. Говорю же, я уважал твоего отца.

— И оскорбляешь мать, — я уже осматривал улицу, щурясь на яркий свет в щели циновки, но промолчать не мог, слишком много я сдерживал себя за последние минуты.

— Ты видишь второе дно в простых словах, — Орикол рассмеялся. — Я говорил, что она хороша с восемью звездами.

— Да, конечно. Я даже попробую поверить, — процедил я сквозь зубы на эту ложь.

— Да как хочешь, мелкий. Да? — спохватился Орикол, — а ты вообще читать умеешь?

— Умею, — выплюнул я одинокое слово.